Тема «Милорад Павич. Хазарский Словарь»
эта Иветина любимая книжечка, кто не знает. и Имбы. и принцессы Атех.
откуда-то:
Балканским Борхесом называют Милорада Павича. Мировое признание ему принесла публикация «Хазарского словаря», романа-лексикона в 100 000 слов. Концепция времени у хазар, по Павичу, тесно связана с их концепцией сновидения. По мнению В.П. Руднева, за влиянием Борхеса на тексты Павича прослеживаются идеи о времени Джона Данна.
В центре «романа-лексикона» статьи, посвященные обсуждению так называемой хазарской полемики конца IХ века, когда хазарскому кагану приснился сон, который он расценил в качестве знамения о необходимости принять новую религию. С целью выбора веры каган послал за представителями трех великих религий того времени: христианским священником – это был Кирилл (Константин Солунский), один из создателей славянской азбуки, исламским проповедником и раввином. Словарь состоит их трех книг – красной, зеленой и желтой. В них, соответственно, собраны христианские, исламские и иудейские источники о принятии хазарами новой веры, причем христианская версия словаря описывает принятие хазарами христианства, исламская – ислама, а еврейская – иудаизма. Все три версии «хазарского мира» у Павича одинаково реальны.
В мире «классическом» подобное невозможно, поэтому по сути мир «Хазарского словаря» у Павича обладает эвереттическими свойствами, согласно многомировой интерпретации квантовой механики.
Создание словаря мыслилось хазарами как воссоздание не истории самого народа (по мнению В.П. Руднева, истории у хазар в строгом смысле быть не может в силу особенностей устройства времени в их картине мира), а как воссоздание первочеловека, Адама Кадмона. При этом хазары рассуждали следующим образом: «В человеческих снах … видели буквы, … пытались найти в них прачеловека, предвечного Адама Кадмона, который был мужчиной и женщиной». Они считали, что каждому человеку принадлежит по одной букве алфавита, причем, каждая из букв представляет собой частицу тела Адама Кадмона на Земле. В человеческих же снах эти буквы оживают и комбинируются в теле Адама. Собранный из этих букв словарь, должен, как говорили хазарские ловцы снов, явить тело Адама Кадмона. «…каждый человек хотя бы на одно мгновение своей жизни превращается в частицу Адама. Если все эти мгновение собрать вместе, получится тело Адама на земле, но не в форме, а во времени. …Огромное тело Адама лежит не в пространстве, а во времени. ... Не только отдельные жизни, но все будущие и прошлые времена, все ручейки вечности уже присутствуют здесь, разъединенные на крошечные кусочки, поделенные между людьми и их снами… вокруг нас нет такой яви другого человека, которая не снилась бы нынешней ночью кому-то третьему, затерянному среди людского моря. И любой сон каждого человека воплощается как чья-то чужая явь. …Если бы знать точно, куда дальше пойдет твоя жизнь, можно было бы этой же ночью найти того, с кем уже происходят все твои будущие дни и ночи… Время, которое уже истекло в одном городе, в другом только начинается, так что человек может, путешествуя между этими городами, совершать движение во времени вперед и назад. В одном городе-самце он может встретить живую женщину, которая в другом городе-самке уже мертва, и наоборот… когда мы включаемся в тело Адама, мы и сами становимся провидцами и отчасти собственниками своего будущего».
Центральный эпизод словаря, связан с киром Бранковичем, Юсуфом Масуди и Самуэлем Коэном. Кир Бранкович и еврей-сефард Коэн собирали сведения о «Хазарском словаре», чтобы воссоздать Адама Кадмона. Аврам Бранкович каждый день видел во сне (он спал днем и бодрствовал ночью) Самуэля Коэна, который в свою очередь, чувствовал, что он кому-то снится. Третий из собирателей словаря, Юсуф Масуди, научился хазарскому искусству попадания в чужие сны, поступил на службу к Бранковичу и стал видеть во сне его сны – и Самуэля Коэна в них. Коэн служил переводчиком в турецком отряде, который напал на Аврама Бранковича и его слуг. Бранкович был заколот во сне копьем на его глазах, после чего Коэн «впал в оцепенение» и так из него и не вышел. Юсуф Масуди выпросил у турецкого паши день жизни, чтобы увидеть во сне, как Коэну будет сниться смерть Бранковича. То, что он увидел, было так ужасно, что за время сна он поседел и его усы стали гноиться. Коэну некоторое время снилась смерть кира. После того, как Бранкович в его сне умер в третий раз «…сон Коэна оказался пустым, как пересохшее русло реки. Настало время пробуждения… В этот миг Коэн проснулся в своей смерти, и перед Масуди исчезли все пути».
Описание состояния «оцепенения» Коэна, во время которого он видел причудливую картину трех смертей Бранковича (во время первой смерти в него вонзалось «что-то вроде стрел, но процесс тек в обратном направлении: от каждой стрелы он сначала чувствовал рану, затем укол, потом боль прекращалась, слышался в воздухе свист, и, наконец, звенела тетива, отпуская стрелу», поразительно совпадает с описанием в литературе по психиатрии онейроидной кататонии. Это – состояние обездвиживания, то есть ступора, сопровождающееся сноподобными переживаниями.
После выхода из ступора, больные рассказывают о пережитых сноподобных фантастических видениях, как правило, сопровождавшихся изменением переживания времени. Без оказания медицинской помощи человек в этом состоянии может умереть от обезвоживания и голода.
откуда-то:
Балканским Борхесом называют Милорада Павича. Мировое признание ему принесла публикация «Хазарского словаря», романа-лексикона в 100 000 слов. Концепция времени у хазар, по Павичу, тесно связана с их концепцией сновидения. По мнению В.П. Руднева, за влиянием Борхеса на тексты Павича прослеживаются идеи о времени Джона Данна.
В центре «романа-лексикона» статьи, посвященные обсуждению так называемой хазарской полемики конца IХ века, когда хазарскому кагану приснился сон, который он расценил в качестве знамения о необходимости принять новую религию. С целью выбора веры каган послал за представителями трех великих религий того времени: христианским священником – это был Кирилл (Константин Солунский), один из создателей славянской азбуки, исламским проповедником и раввином. Словарь состоит их трех книг – красной, зеленой и желтой. В них, соответственно, собраны христианские, исламские и иудейские источники о принятии хазарами новой веры, причем христианская версия словаря описывает принятие хазарами христианства, исламская – ислама, а еврейская – иудаизма. Все три версии «хазарского мира» у Павича одинаково реальны.
В мире «классическом» подобное невозможно, поэтому по сути мир «Хазарского словаря» у Павича обладает эвереттическими свойствами, согласно многомировой интерпретации квантовой механики.
Создание словаря мыслилось хазарами как воссоздание не истории самого народа (по мнению В.П. Руднева, истории у хазар в строгом смысле быть не может в силу особенностей устройства времени в их картине мира), а как воссоздание первочеловека, Адама Кадмона. При этом хазары рассуждали следующим образом: «В человеческих снах … видели буквы, … пытались найти в них прачеловека, предвечного Адама Кадмона, который был мужчиной и женщиной». Они считали, что каждому человеку принадлежит по одной букве алфавита, причем, каждая из букв представляет собой частицу тела Адама Кадмона на Земле. В человеческих же снах эти буквы оживают и комбинируются в теле Адама. Собранный из этих букв словарь, должен, как говорили хазарские ловцы снов, явить тело Адама Кадмона. «…каждый человек хотя бы на одно мгновение своей жизни превращается в частицу Адама. Если все эти мгновение собрать вместе, получится тело Адама на земле, но не в форме, а во времени. …Огромное тело Адама лежит не в пространстве, а во времени. ... Не только отдельные жизни, но все будущие и прошлые времена, все ручейки вечности уже присутствуют здесь, разъединенные на крошечные кусочки, поделенные между людьми и их снами… вокруг нас нет такой яви другого человека, которая не снилась бы нынешней ночью кому-то третьему, затерянному среди людского моря. И любой сон каждого человека воплощается как чья-то чужая явь. …Если бы знать точно, куда дальше пойдет твоя жизнь, можно было бы этой же ночью найти того, с кем уже происходят все твои будущие дни и ночи… Время, которое уже истекло в одном городе, в другом только начинается, так что человек может, путешествуя между этими городами, совершать движение во времени вперед и назад. В одном городе-самце он может встретить живую женщину, которая в другом городе-самке уже мертва, и наоборот… когда мы включаемся в тело Адама, мы и сами становимся провидцами и отчасти собственниками своего будущего».
Центральный эпизод словаря, связан с киром Бранковичем, Юсуфом Масуди и Самуэлем Коэном. Кир Бранкович и еврей-сефард Коэн собирали сведения о «Хазарском словаре», чтобы воссоздать Адама Кадмона. Аврам Бранкович каждый день видел во сне (он спал днем и бодрствовал ночью) Самуэля Коэна, который в свою очередь, чувствовал, что он кому-то снится. Третий из собирателей словаря, Юсуф Масуди, научился хазарскому искусству попадания в чужие сны, поступил на службу к Бранковичу и стал видеть во сне его сны – и Самуэля Коэна в них. Коэн служил переводчиком в турецком отряде, который напал на Аврама Бранковича и его слуг. Бранкович был заколот во сне копьем на его глазах, после чего Коэн «впал в оцепенение» и так из него и не вышел. Юсуф Масуди выпросил у турецкого паши день жизни, чтобы увидеть во сне, как Коэну будет сниться смерть Бранковича. То, что он увидел, было так ужасно, что за время сна он поседел и его усы стали гноиться. Коэну некоторое время снилась смерть кира. После того, как Бранкович в его сне умер в третий раз «…сон Коэна оказался пустым, как пересохшее русло реки. Настало время пробуждения… В этот миг Коэн проснулся в своей смерти, и перед Масуди исчезли все пути».
Описание состояния «оцепенения» Коэна, во время которого он видел причудливую картину трех смертей Бранковича (во время первой смерти в него вонзалось «что-то вроде стрел, но процесс тек в обратном направлении: от каждой стрелы он сначала чувствовал рану, затем укол, потом боль прекращалась, слышался в воздухе свист, и, наконец, звенела тетива, отпуская стрелу», поразительно совпадает с описанием в литературе по психиатрии онейроидной кататонии. Это – состояние обездвиживания, то есть ступора, сопровождающееся сноподобными переживаниями.
После выхода из ступора, больные рассказывают о пережитых сноподобных фантастических видениях, как правило, сопровождавшихся изменением переживания времени. Без оказания медицинской помощи человек в этом состоянии может умереть от обезвоживания и голода.