Скитаясь по Мексике, я однажды задумал написать книгу о своих приключениях. Примерно через год мне стало ясно, что писатель из меня никакой. Поэтому сейчас, находясь на отдыхе в России, я, скорее всего, выложу главы моей несостоявшейся рукописи здесь, в этом разделе.

Извините за корявенький стиль и отсутствие литературного таланта. Если можно, не размещайте в этой теме свои комментарии. Я с удовольствием ознакомлюсь с ними, если они будут изложены в другой теме.

Глава 1.
12 сентября 2014 г., Сан-Мартин Цинакапан
Сиерра де Пуэбла, Мексика

Большую часть этого утра я провел вместе с неким пожилым джентльменом, пока он помогал мне переводить файл с одной из его фантастических историй, записанной мной пару дней назад. Дон Иносенте был мастером рассказов -- совершенным исполнителем своих повествований. Этот худощавый седой старик мог говорить дюжинами голосов, мог шептать и кричать. Слова мастера грохотали и катились, как валуны, как сгустки магмы из самых глубин его существа.
Сидя за столом, я видел через открутую дверь, что к нам направлялась женщина в красном дождевике. Снаружи шел сильный дождь, поэтому нам не мешали посетители. Хотя в сентябре в этой части Сиерры де Пуэбла всегда идет дождь, и солнце лишь изредка превращает ландшафт в яркую желтую-зеленую панораму.
Женщина могла помешать моей работе над рассказом дона Иносенте. Я был недоволен.
Судя по корзине, прикрытой куском целофана, она побывала на рынке. И судя по одежде, она собиралась побывать на церковной мессе. Наверное, она была из Сан-Андрес -- ближайщей деревни. Под дождевиком я увидел красно-черный вязаный пояс, который поддерживал ее черные шерстяные юбки. Такой узор использовался только в Сан-Андрес. Как обычно в этой части Сиерры, она носила на голове свой лучший quechquemitl -- треугольный головной убор доколумбийского происхождения. Он был сделан из красивой белой кисеи с кружевами, которые она, наверное, связала сама. Под ним голова женщины была украшена высокой mecapal -- короной, сделанной из широких прядей темно-фиолетовой и зеленой шерсти, переплетенной с локанами волос ее предков. Свитая кольцами и зпкрепленная на ее макушке, она создавал тиару высотой почти в фут.
Ее муж и дети, наверное, тоже побывали в Кветзалане. Юные ninos, нагруженные продуктами на целую неделю, вероятно, отправились домой, а Папа остался в городе, желая прикупить пару-тройку бутылей refino -- наикрепчайшего местного тростникового напитка. Взглянув на изысканную одежду женщины, я понял, что она приехала в Сан-Мартин не для того, чтобы сплетничать с подругами о своих соседях или о созревающем уражае куавы. Это она могла бы сделать в любой другой день. Нет, она шла к двери дон Иносенте с особой целью.
-- Мой милейший дядя, славный compadre, наш маленький отец, скажи мне, день еще не потемнел?-- спросила она в весьма почтительной манере.—Гостям еще рады?
Язык нагуат тесно связан с классическим ацтекским и, возможно, с языком древних толтеков. Находясь на окраине древней империи, Сиерра де Пуэбла сохранила диалект, который не использует почтительные слова так часто, как другие формы совеременного ацтекского, но правильное применение слов всегда ценилось в этом крае. Местных лидеров и старейшин здесь называют tatoani -- "сказителями", "мастерами слова", "теми, кто гоорит нечто важное". Женщина использовала самые элегантные формы языка, так как ей хотелось задобрить Иносенте. Ее визит серьезно мешал моей работе, но я ничего не мог поделать с этим.
Дон Иносенте встал с низкой скамьи перед его семейным алтарем, который доминировал в главной комнате хижины. Он пригладил рукой седые волосы и, пройдя мимо стола, на котором лежали мои записи и диктофон Nash, направился к двери. Он пригнулся, пытаясь увидеть женщину. Его слабые глаза были так затуманены катарактой, что он мог воспринимать лишь контраст между ярким светом и глубокой темноты.
-- Войди в мой дом, маленькая дочь,-- ответил он, без той вежливой утонченности, которую демонстрировала гостья.
Женщина вошла. Пока Иносенте возвращался к своему месту перед алтарем, я встал из-за стола, пригнул голову под фонарем, свисавшем с прокопченного потолка и с грустью взглянул на посетительницу. Было ясно, что моя работа с переводом в этот день закончилась.
Выйдя наружу, я сел на низкую скамейку под скосом крыши и прислонился к тонкой стене, сделанной из старых досок. Я прикурил сигарету и осмотрел улицу. На соседском дворе рядом с поросенком важно ходили куры. Изнуренная желтая собака чесала и вылизывала гноившиеся болячки. В грязной луже играли двое ребятишек. В западном направлении – в сторону Кветзалана -- виднелись холмы, усаженные кофейными кустами. На них, под защитным канопе высоких деревьев, уже пестрели ярко-красные ягоды. Урожай должен был созреть через несколько месяцев. Солнце едва проступало за белыми и серыми облаками.
Мне представили дона Иносенте, как целителя, костоправа и профессионального рассказчика. Он и донья Рубиа, очаровательная старая волшебница, взялись обучать меня знаниям сельских людей знания. Подобно другим людям Сан-Мартина, дон Иносенте был в восторге от того, что я почти не говорил много на нагуат. Он мог спокойно говорить в моем присутствии обо всем, что хотел. Однако по ходу моего обучения в столичной Национальной школе антропологии и истории в Мехико и проживая в Чолуле около Пуэбла, я научился двум родственным диалектам ацтекского языка, поэтому мог (пусть и грубо) понимать, что говорилось на нагуат. Более того, мой электронный диктофон, лежавший на столе, был по-прежнему включен, поэтому я сидел и курил, смотрел на холмы и силился понять все, что мог, из беседы.

Мне было интересно, почему эта женщина, так тщательно одетая, хотела повидаться с Иносенте. Он считался известным практиком традиционных целительских искусств, поэтому она, возможно, была очередным клиентом. Старик имел широчайшую клиентуру, и нам всегда кто-нибудь мешал. Обычно пациенты Иносенте тут же подвергались прощупыванию пульса или массажу различных частей тела, после чего начиналось предписание особых травных чаев. Для некоторых клиентов он молился и делал подношения у своего алтаря -- "делал для них, что мог". Других он просил вернуться на следующий день. Я надеялся, что эта женщина станет одной из тех, кого попросят вернуться завтра. Тогда бы я мог заняться нашим переводом. Поэтому я внимательно прислушивался к их беседе, которая велась за тонкой стеной.
-- Итак, моя хорошая, зачем ты пришла ко мне?-- спросил Иносенте.
-- Конечно, я это скажу. Ах, господин, я пришла сюда из-за беды, произошедшей в моем доме,-- начала женщина.-- Да, отец, который видит ясно.
Я представил, как она смотрела на катаракты, закрывавшие его глаза.
-- Вы должны видеть, что произошло со мной, моей дочерью и моим бедным домом. Помогите мне, господин.
-- Добрая женщина,-- спросил старик,-- ты, наверное, дочь моего славного compadre, Джоза?
Он использовал формальное значение compadres, как ритуального родственника. Обычно это люди связаны друг с другом ближе, чем родственники, утвержденными социальными соглашениям. Он хотел подбодрить ее. Серые глаза старика не могли видеть пояс, который указывал, что женщина приехала из Сан-Андрес, но он, наверное, узнал по ее акценту и понял, что она не жила в Сан-Мартино.
Гостья быстро объяснила, что пришла к Иносенте по рекомендации дальнего родственника, которому целитель оказал однажды какую-то услугу. Она, фактически, не являлась compadre, однако продолжала использовать архаическую манеру речи, показывая тем самым старику величайшее уважение.
-- Моя добрая женщина, что такого могло произойти в твоем жилище, чтобы заставить тебя пройти весь этот дальний путь сюда?-- спросил он.
К тому времени Иносенте, очевидно, уже точно знал, зачем она пришла, и что хотела. Тем не менее, прежде, чем приступить к делу, он решил услышать ее рассказ. Старик спросил, какой была ее беда.
-- Это связано с моей... дочерью,-- с волнением сказала она, и очень окольными путями приступила к объяснениям.
Ее дочь недавно сбежала с молодым парнем, жившим в Кветзалане. По местным традициям, они уже считались мужем и женой. Сейчас парень работал каменьщиком в далеком Пуэбла. Мать и ее муж пытались найти жениха для дочери в своей деревне. Это была настоящая трагедия, рассказывала женщина. Они надеялись найти кандидата на тяжелую работу, который помог бы им с посадкой кофейных кустов и с уборкой урожая. Им нужна была эта помощь, но неблагодарная дочь обманула их, убежав с молодым мужчиной. И теперь они остались ни с чем.
Хуже того, продолжила женщина, молодой человек, забравший дочь, похитил всех кур и ту небольшую сумму денег, которую скопило их семейство. Конечно, их дочь тоже могла быть причастной к этой отвратительной краже, заверила она Иносенте.
Я подумал, что, скорее всего, их дочь, услышав о нежеланном браке, который готовили родители, приняла более чем непосредственное участие в плане. Потеря их дочери нанесла серьезный экономический удар по семье, так как зять обычно тратит год, помогая теще и тестю, прежде устраивает свое хозяйство или возвращается вместе с женой в дом своих родителей. В некоторых случаях муж дочери даже остается с ее родителями, что дает им огромное преимущество в работе.
Бегство, догадался я, было не внезапным, поскольку молодая пара должна была купить билеты на автобус за несколько дней до поездки. Пока женщина рассказывала свою историю, я понял, что знал этого молодого мужчину. Он был одним из каменьщиков, которые работали в офисе Секретаря по образованию в новой государственной школе в Сан-Андрес. Я так же знал, что архитектор проекта нашел ему работу в Пуэбла, и что парень переехал туда за несколько месяцев до побега. Это, конечно, не был случай похищения невесты, как хотела представить его женщина, сидевшая перед Иносенте, хотя подобные похищения были обычным делом в регионе. Беседа становилась интересной, и я больше не сожалел, что мое переводческое дело оказалось прерванным. Я внимательно прислушивался к их словам.
При завершении ее скорбного рассказа Иносенте спросил:
-- Что ты, добрая женщина, хотела бы сделать с этим молодым человеком?
Она тут же ответила:
-- Что-нибудь немного плохое, немного злое, мой господин.
-- О! Ты ищешь справедливости за неприятности, произошедшие в твоем доме?-- спросил Иносенте.

"Справедливость" была важным пунктом для каждого клиента, искавшего помощь Владык тьмы. Если "те" видели, что причина просителя справедлива, они могли дать выход хаосу среди живых людей -- с некоторой помощью от ведьмы или волшебника, конечно. Я слышал о "злом глазе зависти" и "ночных ветрах", и во время обучения в мексиканском университете меня заставили поверить, что колдовство в Сиерра де Пуэбла было феноменом, не укладывавшимся в рамки обычной симпатической магии. Прежде я думал, что эффективность местного колдовства основывалась просто на общих поверьях клиента, практика и жертвы. Если каждый верит, что колдоство работает, оно работает. Если волшебник включается в какое-то дело, его активность поддерживается хорошо оформленной компанией слухов или злобных наговоров. Это позволяет другим людям верить, что жертва была "околдована".
Старик начал объяснять набор услуг, которые он мог использовать, чтобы сделать парню "немного плохо". С одной стороны, это звучало, как стандартный каталог, который нам предлагали на лекциях в аудитории или на полевых занятиях. С другой стороны, предыдущие исследователи отмечали, что в 1920-х и 30-х годах в Сан-Мартине было столько убийств, что он завоевал себе зловещую репутацию города, полного ведьм.
Даже некоренное белое население вблизи Кветзлана считало Сан-Мартин опасным местом. Хотя они почти не обращали внимания на рассказы о колдовстве – для них это было просто "гадостями, которые индейцы делали с другими людьми», комментариев было немало. Я подумал о донье Рубии, comadre Иносенте, и ее жутких историях о снах, в которых она искала спасение для заколдованных душ. За пять лет, проведенные в этом регионе, я узнал, по крайней мере, двух человек, которые официально умерли от колдовства. Одна женщина, которую я возил в Кветзалан для осмотра местным аптекарем -- "доктором" Моран -- напрочь потеряла волю к жизни после того, как она услышала, что околдована. Эффект мог объясняться симпатической магией или самовнушением, но то, что я слышал теперь, убеждало меня совершенно в другом: здесь имелось нечто большее, чем предполагали я или мои коллеги по университету.
-- Злые ветры, несущие "тень смерти" дуют с севера на юг. Из-за того, что Пуэбла на юге, возможно, один из ветров может ударить в лицо твоего нежеланного зятя, и тогда твоя дочь вернется домой. Хотя это опасно, потому что злые ветры трудно направлять. Они могут пронзить и ее сердце твоей дочери, ибо когда "тень зла" опускается в наш мир, она может ударить каждого. Когда ветры дуют из пещеры летучих мышей, они расходятся повсюду и наносят удары по случайным людям,-- предупредил Иносенте.
С нарастающим возбуждением я напряг слух, прислушиваясь к каждому слову.
-- "Тень смерти",-- продолжил старик,-- возьмет его темную сторону, его ecahuil, на очень большую глубину. Она убьет его nagual и, конечно, tonal. Его душа последует за ним в нижний мир. Тогда он будет выглядеть, как мертвый. Но для этого я, взявшись за дело, должен сначала увидеть его "правильную" тень. Кроме того, мы можем отметить его "цветком тьмы".
Раньше я полагал, что "цветок тьмы" был метафорическим термином, ипользуемым для описания нижнего мира. Но в этом случае он оказался небольшим кусочком толстого черного листа. Иносенте заверил клиентку, что это был yohualxiuit (лист тьмы), а не hoja santa (святой лист). На гладкой стороне листа, к которой можно было прикасаться, с помощью смолы и глины наносился особый рисунок. На другой стороне к листу приклеивался небольшой косок обсидана, обмазанный растительным ядом из луковицы местной орхидеи. Для транспортировки «цветок» оборачивался другим тонким листом. Обращаться с ним следовало с огромной осторожностью, объяснил старик. Его нужно было "передать" намеченной жертве -- возможно, в момент объятий или похлопывая по спине. При возможности «цветок тьмы» следовало "посадить" ниже задней части шеи. И даже если жертва обнаружит его, прежде чем токсины вызовут эффект, он или она будут знать, что здесь замешена ведьма. В этот момент сила внушения и страх станут такими мощными, как и сам "цветок". Эту последнюю часть мы и изучали во время лекций по антропологи.
-- Еще мы можем вызвать для него "ночь смерти",-- продолжил Иносенте.-- Она принесет темноту пещеры в его сердце и душу, его yollo и tonal. Она поместит их в нижний мир Талокан. Для этого мне потребуется что-то из его вещей -- волосы или обрезки ногтей... возможно, некоторая одежда, а лучше всего -- нижнее белье.
Он использовал архаический термин на нагуат: "набедренная повязка".
-- Эти вещи я отдам ночи. Затем на его petate -- спальной циновке -- ты должна оставить пепл этих вещей, которые я сожгу вместе со смолой копала в подношении Владыкам. Тогда темнота ночи из пещеры Владык войдет в его сердце, и вскоре сердце парня навечно останется в темных глубинах земли. Хотя это опасно, если он спит с твоей дочерью. Потому что темнота заберет и ее, если они делят одну и ту же циновку.

Затем Иносента описал другую утонченную технику, вовлекавшую опыление одежды молодого человека порошком, сделанным из смолы растения, называемого лапой ягуара. Смолу следовало смешать с чистой глиной. Порошок было крайне трудно удалять с одежды. Он вызывал сильное раздражение кожи и открытые гноящиеся раны. Однако старик не был уверен, что он будет достаточно токсичным для того, чтобы вызвать смерть. Иносенте заверил женщину, что этот порошок доставит юноше огромные страдания.
-- Он похож на "цветы смерти", которые кто-то должен принестив его спальную комнату. Но если твоя дочь делит с ним циновку, порошок возьмет их обоих.
Он сделал ехидно усмехнулся.
-- Темнота ночи поглотит их, заберет души, которые будет держать вечно.
Зловещим тоном Иносенте объяснил, что "цветы смерти" являются порошком, приготовленным из смертоносного белого цветка, смешанной с белым порошком известняка. Когда жертвы вдыхают пыль этой смеси, "они больше не могут ходить путями этой земли. Они успокаиваются навсегда."
-- "Злой глаз" и "тень смерти" -- это два других средства, но мне придется съездить в Пуэбло, если ты хочешь, чтобы я сделал их,-- добавил он.-- Как только они сделаны, дни совместной жизни твоей дочери и зятя вместе не продолжатся. Она вернется домой. Но тебе придется навестить дочь с вещами, которые я тебе дам. Мы подрежем свечу жизни молодого человека, и она быстро сгорит. Если ты действительно ищешь справедливости, Владыки земли гарантируют ее. Их нужно только правильно попросить. Святая земля справедлива. Если этот молодой человек обокрал твой дом со злым сердцем... если он действительно украл твою дочь, твою маленькую девочку... тогда они восстановят справедливость на земле. Они заберут его с собой. Возможно, это будет "ночной ветер", который я и предлагаю тебе использовать для мести твоему зятю,-- завершил свой рассказ Иносенте.
-- Господин, а что такое "ночной ветер"?-- спросила женщина.
-- Подари своей дочери несколько свечей и благовоение, которое я приготовлю для тебя. Скажи, что они помогут ей родить сильного сына. Это приведет жизнь твоего зятя к концу. Твоя дочь должна зажечь свечи и уйти из дома. Свечи принесут с собой "ночной ветер", который живет в дыме. Дым густой и черный, как ночь. Он исходит из "ночного цветка", yohualxochit, который, раскрываясь, выпускает темноту пещеры в наш мир. Я смешаю соки этого ночного цветка с воском свечами и особой смоляным благовонием. Их дым не позволит ему увидеть вновь свет дня. Свечи должны гореть в небольшой комгнате, возможно, на их алтаре,-- предупредил Иносенте.-- Если ты скажешь дочери, что это нужно для рождения их сильного рбенка, тогда она сделает это. Тогда мы укоротим воровскую свечу его жизни.
Старик рассмеялся.
Растение, о котором говорил Иносенте, содержало мощный нейротоксин, и я понял, что при сжигании таких свечей в закрытой комнате, дым мог прализовать легкие или, по крайней мере, сильно затруднить дыхание. А я всегда думал, что "ночной ветер" был обычной метафорой, которая являлась частью симпатической магии!
-- Это было бы справедливо,-- ответила женщина.
Она сказала, что ее дочь примет такой подарок. После нескольких формальных прощаний они встали и подошли к двери.
-- Это будет стоить десять песо,-- сказал Иносенте.-- Я приготовлю свечи этой ночью на моем алтаре. Ты доложны использовать их в течение следующих пяти дней.
Женщина сунула руку внутрь блузки, вытащила купюру и передала ее ему.
Я прислонился к стене, все еще пораженный тем услышанным, но пытаясь не показывать этого. Поместив деньги в своей бумажниук, Иносенте кивнул на прощание. Затем он повернулся ко мне и посмотрел на меня слепыми глазами. Он сказал по-испански:
-- Ну, разве это не счастье, что здесь имеется только один curanderos? Разве не счастье, что тут больше не живет ни одного ведьмака и ни одной толковой ведьмы?
Этот старик, помогавший мне в моей работе, был не только целителем, но и убийцей! Он был моим наставником и доверенным лицом в поселении. Со своей подругой, доньей Рубия, тоже curandera, он обучал меня языку и обычаям жителей Сан-Мартина. И заодно «подрезал жизни» других людей.
Иносенте застенчиво улыбнулся.
-- Знаешь, однажды тут было много ведьм. Уф! Очень много -- дюжины, сотни. Они были повсюду, а затем поубивали друг друга. Но скоро настанет время для обновления их в этом поселении. Они снова будут повсюду, делая свою злобную работу.
Когда женщина ушла, он поманил меня внутрь. Войдя в хижину, я направился к столу и бесшумно, как мог, выключил диктофон. Иносенте, касаясь стола, наощупь вернулся к низкому стулу перед алтарем. Пошарив рукой за ним, он достал бутылку yolixpa -- буквально, "лицо сердца" -- крепчайший местный травяной напиток и два маленьких стаканчика.
-- Наверное, ты слышал об этом!-- сказал он, когда мы сели.—В нашем городке жили когда-то десятки ведьм. Все они были убиты за злые дела. Вот. Согрей свое сердце. Пусть они не затемнят твои дни.
Он налил и передал мне маленькую порцию зеленоватого спиртного.
После небольшой паузы он налил себе такую же порцию и сделал глоток, а затем продолжил рассказывать мне о злых вещах, которые однажды совершались в Сан-Мартине. Он начал пересказывать некоторые воспоминания о том, что он называл la guerra de los brujos – «войной ведьм». Его истории были фрагментарными, но достаточно подробными, и даже включали в себя список жертв. Мои собственные чувства тоже были фрагментарными – из-за гнева или веселья, которые я испытывал. Я яростно записывал рассказ старика. Его лицо дона стало оживленным, пока он говорил о тех днях. Мы пропустили еще несколько стаканчиков. Он закончил дискуссию, заявив, что колдовство было мерзостью прошлых дней.
-- Это счастье, что все ведьмы теперь мертвы, не так ли? Они были грязные и злые, проклятые создания. Злобные твари,-- повторил он под конец.

Было два пути для возвращения в Кветзалан, где я остановился. Мне захотелось пойти по старой, мощеной булыжниками, тропе через джунгли. Мой ум очистился, и я начал жалеть, что не слышал ту беседу правильно. Возможно, они говорили метафорами. Возможно, тот молодой человек не будет убит своей тещей. Но, по крайней мере, некоторые вещи, о которых они говорили, работали, и я это знал. "Ветры из пещер с летучими мышами", которые упоминал Инсенте, напомнили мне о двух молодых археологах в Юкатане, которые недавно подхватили "болезнь летучих мышей". Она была довольно распространенной в Сиерра, и несколько пещер считались зараженным спорами, которые вызывали такой недуг. Все эти пещеры назывались ведьмиными. Археологам поставили неправильный диагноз – туберкулез. Когда уже в Мехико обнаружилось, что они подцепили "болезнь летучих мышей", для одного из парней было уже слишком поздно. Другому предстояло всю жизнь прожить с легочной недостаточностью.
Мне не терпелось вновь прослушать запись. Вернувшись в отель, я тут же включил диктофон. Естественно, я использовал наушники, чтобы никто не услышал запись. Коридорный и служанки в отеле говорили на нагуат, и Поло, водитель автобуса, даже помогал мне с переводами. Мой нагуат к тому времени не был таким текучим, как теперь, но мне его хватало для общего понимания... плюс, помощь словаря. Я все еще не верил своим ушам. Весь вечер я прослушивал запись и выяснял слова, которые не знал. Мне было не понятно, что делать дальше. Я не мог распрашивать Иносенте или других курандерос. Новости в Сиерре распространялись быстро. Если кто-то поймет, что я записываю разговоры, это станет моей последней попыткой общения -- если даже не последним путешествием в Сан-Мартин. В Мехико у меня был учитель по нагуа. Я знал, что он может оказать мне некоторую помощь с фрагментами записи, которые я по-прежнему не понимал.
Однако после новых прослушиваний беседа Иносенте с клиенткой стала казаться мне очень жуткой, сложной и запутанной. Я подумал о молодом каменщике -- потенциальной жертве «справедливости нижнего мира Талокан». Выходит, Иносенте был пособником его сил. "Цветок темноты" был не метафорой.
Конечно, я должен был предупредить этого парня. Мне было неприятно, что такое серьезное дело, как колдовство воспринималось людьми так легко. Я должен был придумать способ для нейтрализации зловещего плана -- даже если мне придется использовать моего учителя и друзей в университете.
Но мне следовало соблюдать осторожность. Ацтекский нижний мир воспринимался моими коллегами по науке, как смутное понятие, смешенное с разными глупостями из католицизма. Фактически, сама идея о нижнем мире считалась ересью. А все потому, что антропологи использовали в беседах с курандерос только испанский язык. La santisima tierra -- "священная земля" -- и el infierno -- "ад". В своих переводах с местных диалектов применялись лишь эти христианские концепции. Но здесь, на окраинах старой империи, древняя религия ацтеков была все еще жива. Покорение и Конкиста не искоренили ее.
Я посмотрел на темную площадь через улицу от отеля. Мне вспомнились строки Фрея Сахагуна -- испанского священника 16 века:
"Ведьма, naoalli, оборотень -- это человек знания, мудрец, обладатель всего... Хорошая ведьма -- хранительница, страж сердца, владычица мужчин... Злая ведьма пачкает мир; она делает вещи злыми и часто изменяет форму слов..."
Не означало ли это, что ведьмы могли быть и целительницами? За свои пять лет пребывания в Сиерре я видел, как Иносенте, Рубия и другие курандерос выполняли чудесные исцеления. Неужели то, что я подслушал, означало, что иногда, привлекая "справедливость нижнего мира", ведьмы исцеляли болезни земли с помощью убийств?
Наконец, перед рассветом, я заснул.

Конец 1-ой главы

Глава 2

В Кветзалан ведет горная мощенная дорога. Там же она и заканчивается. Большой каменный кафедральный собор, который возвышается над красивым городом с белыми домами, кажется объеденным временем. Джунгли пытались вернуть церковь себе с тех самых пор, как ее построили. На главной башне растут деревья. Из-за влажного воздуху стены покрыты черными грибами и лишайником. Поэтому с расстояния кафедральный собор выглядит, как свадебный торт, украшенный пестрым орнаментом.
Город расположен выше восточных прибрежных равнин Веракруза. Это страна кофе, и горы отсюда тянутся к Центральной мексиканской возвышенности. Это мир, почти забытый и потерянный в туманах облачных лесов, где папоротник растет выше домов, и где столбики ограды постепенно превращаются в высокие деревья. В дождливый сезон тут жарко, и воздух насыщен паром. С листвы над головой всегда капает конденсированная влага.
Планировка великолепных садов, парков и уличных эстрад говорила о том, что город в конце девятнадцатого века был центром коммерческой активности. Однако время взяло свою дань, и другие части страны оказались более важными для развития Мексики. Теперь большинство некогда величественных домов Кветзалана населяет лишь чахлая популяция старух и стариков. Молодежь разъезжается в другие места в поисках лучшей жизни. Хотя в рыночные дни город становится многолюдным. Люди из ближайших поселений и деревень приезжают сюда, чтобы продать свои товары и купить современную технику или «столичные» продукты. Особенно много людей бывает здесь во время скупки урожая кофейных зерен.
Я провел в дороге хмурый серый вечер, а когда прибыл в Кветзалан, было уже темно. Шел дождь. Я въехал в город, и мой джип затрясся на мощеной улице. На склоне горы – прямо надо мной -- маячили белые дома из серого камня, с низкими карнизами, свисавшими почти до земли. К ним вели крутые улицы, часто напоминавшие каменные лестницы. Я выехал к кафедральному собору, чья массивная башня тянулась вверх -- в темноту и облака.
Подобно другим городам этой провинции, Кветзалан первоначально строился по модели ацтекского космоса. Центральная площадь перед церковью была разделена на четыре части, беря начало от центра -- axis mundi. Здесь располагался огромный столб, вырубленный из высокого дерева. Он поднимался на шестьдесят футов вверх, пронзая своими корнями центр нижнего мира. На праздник Святого Франциска в ранних числах октября здесь выступали voladores -- летающие танцоры,. Они спрыгивали на веревках с колючей вершины столба и выполняли древний ритуальный спуск на землю. Каждый город Сиерры повторял эту планировку: небо, четыре направления земли и нижний мир. И каждый город имел поблизости пещеры, служившие входами в нижний мир этой местности. Все индивидуальные нижние миры образовывали общий великий Нижний мир, который простирался под всей страной.
Проехав через тьму и город, я выбрался на грязную грунтовую дорогу, ведущую в Сан-Мартин. Дело в том, что команда National Geographic, работавшая в этой местности, сообщила мне, что донья Рубия -- компадре Иносенте -- тяжело заболела и, фактически, находилась при смерти. Рубия была моей наставницей. Она учила меня нагуат и заботилась обо мне больше, чем старый Иносенте. Сопоставив рассказ журналистов с той информацией, которая стала мне известной от Иносенте в тот день, когда мой диктофон остался включенным в его лачуге, я заподозрил грязную игру. Я понял, что тут замешано колдовство.

Рубия была доброй, как старая матушка. Она прекрасно готовила пищу и считалась хорошо известной курандера. Ночами она регулярно путешествовала в Талокан -- нижний мир ее ацтекских предков. Там она искала лекарства для пропавших душ ее клиентов. Возможно, она практиковала и колдовство, но всегда уклонялась от вопросов на эту тему. Она обычно заверяла меня, что все ведьмы давно умерли. В отличие от Иносенте с его вежливыми улыбками при разговорах о католической церкви, Рубия была набожной прихожанкой, слепо верившей в силы святых мучеников и Йезукристо. Она с удовольствием слушала проповеди, участвовала в молитвах и ритуалах церкви, а так же была активной участницей местной группы Католического развития.
Рубия жила между двумя мирами, сохраняя уклад своего народа и вместе с этим нося западную одежду -- в отличие от большинства женщин Сан-Мартина. Хот под современными хлопчатобумажными изделиями, купленными в Кветзалане, она все равно носила традиционную индейскую блузку и naguas -- длинные юбки предков. На обветренной шее всегда была черная нить бусин, которая отмечала ее, как обладательницу могущественного знания древних путей. В Сан-Мартине даже собаки и дети носили что-то красное, чтобы защититься от сглаза. Рубия не носила красных вещей. Она не боялась сглаза и порчи.
Проезжая по вязкой петляющей дороге через Сиерру, я думая о ней. Интересно, почему Иносенте отвечал только на заданные мной вопросы, а Рубия могла говорить со мной далеко за полночь. То, что сначала казалось мелкими деталями ее причудливых верований, постепенно и медленно раскрывало ее огромное знание растений, целительских техник и обителей древних божеств. В то же время она прекрасно разбиралась в характерах своих соседей и в социальной жизни поселения. Рубия с радостью учила меня молитвам на нагуат и описывала свои сновиденные путешествия. Она часто брала меня с собой, когда ходила врачевать. Почему старая женщина так охотно делилась со мной своим знанием?
Ночь катилась вперед, и через некоторое время – не такое долгое, как мне казалось -- я добрался до Сан-Мартина, выехав на единственную и пустынную улицу. Дождь лил без остановки. Единственный свет исходил от свечей ночных семейных магазинов, чьи двери выходили на улицу. Электричество, как обычно, отключилось. Я припарковал машину позади церкви и, избегая потоков воды, каскадами струившихся из сломанных дождевых желобов, зашагал к площади. Донья Рубия жила на холме -- в третьем доме от церкви. Под дырявым зонтом я поднялся к ее белому дому.
Встав перед дверью и прикурив сырую сигарету, я громко заговорил по-ацтекски. Мое архаическое и формальное приветствие было следующим: "Ночь хороша. Но я ищу солнце." Это была просьба впустить меня в дом. Дым табака отпугивал ajmotocnichuan, "тех, кто не наши братья" -- злобных сверхъестественных существ нижнего мира, которые могли присоединиться ко мне в темноте.
-- Может быть, пришедший свет солнца разрушит тьму,-- продолжил я.
В доме послышались звуки движения. Я понял, что Лупа -- толстая невестка доньи Рубии, женщина средних лет -- медленно и осторожно подошла к двери. Лупита, чей муж уехал учиться в Акваскалиентес, заботилась о старой целительнице, поддерживала порядок в доме и готовила еду для больной свекрови. Она явно не ожидала, что к ним кто-то приедет -- особенно, в такой час ночи. Редко люди приезжают в Сан-Мартин так поздно. Здесь каждый знает, что мир тьмы алчет новых душ.
-- Я приехал повидать наш бабушку,-- сказал я, когда она неохотно отодвинула засов.
Все в поселении называли Рубию бабушкой.
Из кухни донесся слабый голос Рубии. Она спрашивала, что случилось. Сначала Лупа выглядела изумленной. Она не ожидала увидеть на пороге белолицее бородатое и высокорослое приведение. Как и многие местные жители, она была пяти футов ростом. Но когда я вновь заговорил, извиняясь за появление в такой опасный час ночи, она узнала меня.
-- Открой дверь и впусти его,-- крикнула Рубия из другой комнаты.-- Это человек с дерева.
Многие в Сан-Мартине знали меня по этому прозвищу -- из-за моей привычки карабкаться на деревья в поисках редких растений и орхидей. Плюс к тому, они имели в виду мой рост.
-- Зажги свечу и приготовь кофе,-- велела старая целительница.

Мы прошли на кухню. Лупа начала разводить огонь. Рубия лежала на тюфяке у задней стены и пыталась приподняться, опираясь на истощенную руку. Ее морщинистое лицо было бледным, с черными, словно уголь, глазами. Снежно седые волосы, всегда аккуратно подвязанные лентой, были теперь растрепанными и свисали на плечи. Тонкая, как кость, рука потянулась ко мне для приветствия. Она выглядела ужасно больной. После моего уважительного приветствия ей удалось переместиться в сидячую позу. Она расспросила меня о Мехико, затем я задал несколько вопросов о жизни в поселке. Запах болезни был неодолимым. Ее затрудненное дыхание выходило со свистом.
Наконец, я спросил:
-- Что рекомендовал Артуро?
Артуро был доктором в Кветзалане, который иногда работал с Рубией и в последнее время лечил ее. Рубия, хотя и была традиционной целительницей, имела огромную веру в западную медицину. Она регулярно рекомендовала своим клиентам консультироваться с людьми медицинских профессий, и те, в свою очередь, иногда отправляли своих пациентов к ней. Она указала мне на лекарства, которые ей прописали. Большинство из них оставались в нераспечатанных пачках и не использовались по назначению.
-- Как насчет дона Иносенте?-- спросил я.-- Что он думает?
-- Это ведьмы. Вот, что он думает. Говорит, что ничего не может сделать.
Я спросил, пыталась ли она найти причину болезни сама -- в своих снах. За прошлые два года я выслушал множество ее сновиденных историй об эпических битвах в нижнем мире, где она вырывала у ведьм и Владык тьмы потерянные души своих клиентов. Теперь ее сражение приняло новый оборот.
-- Сама я не могу справиться с ведьмами,-- сказала она.-- Они очень сильные, а я теперь слишком слабая.
По словам Рубии, она не могла найти свою душу в нижнем мире предков. Она признавала, что это был случай колдовства, как правильно указывал Иносенте. Но битва, в которой она должна была сразиться с ведьмами за свою душу, скорее всего, убила бы ее. Она считала, что ей лучше было ждать и надеяться на ошибку ведьмы – что та, случайно ошибется и плохо сослужит свою службу великим Владыкам тьмы. Тогда те накажут ее, и душа Рубии станет свободной.
Мы вкратце поговорили о других вещах, но вскоре я понял, что старая женщина устала. И тогда я спросил:
-- Бабушка, могу я сказать несколько слов света прежде чем отважиться уйти в глубины ночи?
Я хотел прочитать краткую молитву на ее алтаре и попросить Святую землю о том, чтобы потерянная душа Рубии нашлась, а моя не потерялась, когда я уйду от не в опасную ночь. Моя просьба была так приятна ей, что она попросила Лупу зажечь для меня свечи на алтаре и кусок благовонной смолы. Я проследовал за Лупой в темную главную комнату.
На алтарном столике около зажженной маленькой жертвенной свече в старой вазе стояли белые цветы. Рядом лежала пачка крепких сигарет с темным табаком, пять маленьких стаканчиков, наполненных водой, полусвежая тортилла (маисовая лепешка) и небольшая чаша со сваренным бобами и соусом. Каждый семейный алтарь в Сан-Мартине был миниатюрной моделью космоса. Когда Лупа зажгла свечи, я увидел на стене фотографии родственников и знакомых, святых дев и мучеников, которые представляли небо. Некоторые из них, как, например, «Сан Гвиллермо из стакана красного вина», были абсолютно не признаны церковью. Ниже алтарного стола находился регион нижнего мира. Там были погребены реликвии предков: возможно, какие-то доколумбийские черепки, опаленные кости и черные куски обсидиана. Там же, в сундучке, хранились волосы и наряды покойных родственников.
Я произнес короткую молитву на нагуат -- достаточно громко, чтобы Рубия могла услышать меня. И тогда слабым голосом она еще раз позвала меня на кухню.
-- Ты можешь вернуться ко мне на расцвете ночи?-- спросила она.
Женщина имела в виду завтрашние вечерние сумерки. Я заверил ее, что конечно, обязательно вернусь. Иначе зачем я ехал к ней весь день из Мехико. Затем я повернулся, чтобы уйти. Дождь прекратился, и воздух был тихим. Зов и жужжание насекомых еще не возобновились. Я направился к своему джипу и поехал на ночь в Кветзалан. Мне казалось, я увидел достаточно, чтобы убедиться в своей догадке. Ее истощенная фигура, свист дыхания при разговоре и неестественный блеск в глазах – все это я видел раньше у двух студентов-антропологов, которые подцепили в ведьмовских пещерах болезнь летучих мышей.

На следующее утро я первым делом навестил Артуро. Его родители владели отелем «Риволи» -- местом, где в лучшие дни были старые городские бани. Отель располагался у площади, прямо через одну улицу от «Лас Гарзас», где я остановился. Там когда-то был обычный особняк, а теперь это место считалось самой элегантной гостиницей города.
-- О, кого я вижу! Как ты поживаешь? Торчал все это время в Мехико?
Артуро приветствовал меня не просто рукопожатием, а крепким abrazo.
-- Мама! Папа! Смотрите, кто приехал! Наш профессор из Мехико!
Он повернулся ко мне и с улыбкой спросил:
-- Что привело тебя обратно в Сиерру?
Его родители пришли с кухни, где завтракали.
-- Это из-за Рубии.
-- Она больна,-- кивнув головой, сказал Артуро.-- Ты уже виделся с ней?
Его родители, донья Эльвира и дон Виктор, принесли кофе и сладкие рогалики. Мы сели на кушетки и завели разговор. Они были так же рады нашей встрече, как и их сын. Какое-то время речь шла о Мехико и университете. Затем я спросил:
-- Так что же происходит со старой женщиной, Артуро?
Он рассказал мне о симптомах Рубии, о диагнозе туберкулеза и курсе лекарств, который был лучшим из всех возможных. Однако он признался, что лекарства не помогли. Я вспомнил нераспечатанные пачки с таблетками, выписанные Рубии, но не стал говорить об этом Артуро. Тем не менее, мне захотелось поделиться с ним своими размышлениями. Прошлый год мои скромные знания о темных аспектах волшебства помогли Артуро вылечить двух околдованных крестьян. Оба случая оказались хитроумным отравлением. Прислушавшись к моим советам, Артуро успешно вылечил больных. Поэтому теперь он доверял моим суждениям в подобных вопросах. Мы оба знали, что колдовство в этих краях являлось серьезным вопросом.
-- Артуро, помнишь тех двух студентов, о которых я рассказывал тебе в прошлом году? У одного ошибочно диагностировали туберкулез. К тому времени, когда установили настоящую причину, было уже слишком поздно. Второй бедолага тоже может скоро умереть. Я говорю об антропологах, подцепивших болезнь летучих мышей.
Артуро посмотрел на меня и понимающе кивнул головой.
-- У Рубии такие же остекленевшие глаза,-- сказал он.
Эта болезнь порождается плесенью, которая разрастается на помете некоторых летучих мышей. Когда гуано подсыхает, плесень переносится по воздуху. Почему некоторые пещеры и летучие мыши опасны, а другие -- безопасны, никто не знает. Вокруг Сан-Мартина имелось несколько "ведьминых пещер", о которых я знал. Люди ходили туда только в особых случаях – в основном, связанных с колдовством. Если Рубия и бывала в тех пещерах, в чем лично я сомневался, она, наверняка, соблюдала осторожность. Вряд ли она могла заболеть случайно. Кто-то принес споры плесени в ее дом. Мы с Артуро знали, что нужно было делать. И мы понимали, что нам будет нелегко убедить упрямую Рубию.
Отправившись в аптеку за дезинфицирующим средством, я решил воспользоваться некоторыми трюкам современной химии, которые могли бы облегчить ситуацию. Вместе с другими необходимыми вещами, я купил у Мартина-фармацевта пузырек с кристаллами чистого йода. Позже -- по его совету -- я зашел в офис Национальной антималярийной комиссии и позаимствовал там пулевизатор. Эта комиссия годами опрыскивала все жилища в Мексике -- от Национального дворца до самой бедной хижины -- эффективно ликвидируя угрозу эпидемий, вызываемую москитами.
Как следует экипированный, я поехал к дому доньи Рубии. Когда я поднялся на холм, она сидела на каменном крыльце и грелась на солнце. Используя слова, которые она понимала, я объяснил ей свое желание очистить ее дом. Для убедительности я даже показал ей выписку из медицинских анализов, но она обиделась и подняла крик. Да, Лупа плохая хозяйка, говорила Рубия, но она никому не позволит считать, что ее дом нечист и грязен. Когда Лупа вернулась с рынка, я отвел ее в сторону и объяснил, что хотел бы сделать.
-- Я давно мечтаю выбросить старую хлам,-- ответила она.-- Это был бы хороший повод для настоящей чистки.
Лупа согласилась помочь мне. Я сказал, что нужно вынести из дома мебель для полной дезинфекции. Когда мы сделали это, я приготовил некоторое количество йодистого азота и распылил смесь по полу. Йодистый азот является нестабильным веществом. Когда он сухой, то может взрываться при любом воздействии. Переде тем, как обработать дом дезинфицирующим средством, я попросил Лупу принести мне метлу, чтобы подмести пол. При этом я намекнул на «магическое очищение». Эффект был зрелищным!
Где бы я не проводил метлой, смесь производила серии микровзрывов. Лупа испугалась, во двор прибежали соседи. Все это время Рубия пассивно сидела на крыльце. Когда микровзрывы затихли, я начала распылять в каждой комнате дезинфицирующее средство. На это «колдовство» прибежало посмотреть половина поселка. Все люди Сан-Мартина были поражены моим волшебством стихий и считали, что дом был очищен от порчи -- все, кроме Рубии. Она знала пути ведьм, и за свои восемьдесят лет никогда не видела такого дурацкого ритуала.
-- Ты думаешь, что ее чары исчезли?—насмешливо спросила она.-- Ты думаешь, что какая-то ведьма пробралась в мой дом? Почему же я не заметила ее колдовства?
Она была уверена в своем опыте и не верила в эффективность моих усилий.

Мы помогли ей вернуться в дом, но вместо кухни, где располагался ее тюфяк, Рубия направилась к семейному алтарю. Мы с помощью соседей быстро внесли вещи обратно в дом. Лупа наводила порядок, а я протирал мебель мокрой тряпкой, смоченной дезинфицирующим средством. Запах был сильным, но он быстро рассеялся. Для завершения нашего ритуала «очистки», Лупа принесла белые лилии, которые нравились Рубии -- нравились потому, что защищали ее от северных ветров.
Когда невестка расставила их на алтаре и зажгла жертвенную свечу, Рубия вдруг начала говорить потусторонним голосом:
-- Тыыы знааешь словааа святой землиии?
Казалось, что она говорила с нами из другого мира. Слова буквально стекали с ее губ. Я немного испугался и ответил, что, конечно, знаю, как молиться -- ведь она сама учила меня этому долгое время. И я знал, как делать подношения Владыкам земли и неба.
-- Нееет!-- сказала она тем же странным голосом.—Ты не знаешь, как на самом деле молятся в пещерах... как молятся сердцем и душой. Ты только произносишь слова. Мои слова! Ты говоришь их, потому что я так молилась. А на самом деле ты не молишься. У тебя нет причин для молитв. Ты подражаешь мне. Ты говоришь простые слова, но не даешь «им» свое сердце и душу. Они не будут помогать тебе, не получив твоего сердца. Это их пища и средство для перемещения. Они хотят твою душу.
Она отругала меня за жалкие попытки имитировать то, как они с Иносенте служили Владыкам нижнего мира.
-- Ты уже был в пещерах прежде,-- продолжила она, глядя прямо на меня.-- Ты знаешь, как подносить им дары. Ты знаешь молитвы. Теперь ты должен отдать им свое сердце и душу. Ты должен сделать это ради меня. Позволь Владыкам взять тебя и провести через мир тьмы. Души -- их пища, в которой они нуждаются. Я слабая и старая. Несмотря на все молитвы, они не находят мой нагваль. Они не возвращают мой тональ. Мне нужна твоя yollo -- твоя душа. Это их пища. Ты должен сходить в пещеру вместо меня. Найди там ведьм, если сможешь!
Я был ошеломлен. Мне не хотелось идти ночью в пещеру. Когда Рубия охотилась на ведьм, она делала это в своих снах. Старуха заметила мою реакцию.
-- Мы соберем для тебя вещи, которые могут понадобиться в пещере. Ты должен пойти туда сегодня ночью. Предложи им свои сердце и душу.
Я подумал об ужасных ритуалах ее ацтекских предков. Они вырывали сердца живых людей и предлагали их своим богам. Прогулки по пещерам и жертва своего сердца не входили в мои ближайшие планы.
Рубия просила о невозможном, но отказать я ей не мог. Она многому научила меня. Она даже хотела обучить меня целительству, однако я уклонился от этого предложения. Здесь требовалась вера, которой я не обладал. Антропологи изучают традиции. Они не становятся их участниками и не верят в них. А местное искусство целительства предполагало искреннее служение миру предков и их детям -- нынешним жителей Сан-Мартина. Мог ли я давать такие обещания?
Согласившись выполнить просьбу Рубии, я не имел понятия, с чем мне придется столкнуться. Так как у меня не было выбора, я решил добросовестно выполнить ее указания.
Список подношений и других предметов, которые мне следовало взять с собой, оказался огромным. К счастью, большинство вещей можно было достать в поселке. Рубия начала с того, что велела мне сломать толстую ветку ocote. Я должен был использовать ее в качестве факела – старая женщина не доверяла современным фонарикам.
-- Только не засни там,-- предупредила она,-- иначе ведьмы выйдут и сожрут тебя. Они любят человеческую плоть, и они всегда голодны. Нам понадобится пять сигар и пять пачек "Элас".
«Элас» были ее любимыми сигаретами.
-- Еще одну пачку купи для себя, а вторую оставишь мне. Лупа, иди в сад и сорви пять разных цветов и пять разных листьев.
Я сходил к магазинчик дона Педро и купил сигарет, свечей, пачку крепкого темного табака и бутылку aguardiente -- крепкого спиртного из сахарного тростника. Лупа испекла несколько лепешек и налила в маленький контейнер маисовую atole -- жидкую кашу, приправленную перчиками и эпазотом (чайной травой). Эти припасы я тоже должен был взять с собой в пещеру. Рубия достала из шкатулки благовонную смолу и ароматические благовония. Мы с ней сели за стол и начали скатывать пять сигар, которые мне следовало курить на протяжении всей ночи. Дым табака и благовоний умиротворял Темных владык Святейшей земли -- и, возможно, защищал от болезни летучих мышей. Пока кто-то курил табак, он был в безопасности -- так говорили местные жители.
-- Теперь у тебя имеются пять цветов, пять листьев, пять крупных бобов и пять лепешек. Плюс, каша и бутыль спиртного. Все это нужно принести в пещеру.
Мы закончили скручивать сигары. Рубия еще раз повторила, как мне следовало возлагать подношения и готовиться к молитвам, чтобы выпросить у Владык защиту и помощь для своей души. Молитвы были трех видов: умоляющие, угрожающие и льстящие Владыкам земли. Произнося слова, я должен был кланяться и простираться перед ними.
Я понял, что мой поход в пещеру может закончиться очень печально, когда местные жители начнут подозревать меня в колдовстве.
Рубия послала невестку за последней нужной составляющей ритуала -- за черной курицей.
-- У тебя должна быть посланница,-- сказала она.-- Так они получат сердце. Не забывай, это их пища. Если у тебя не будет посланницы, им придется взять твое сердце. Нам нужна черная курица. Твоя посланница должна быть ночной птицей.
Лупе не удалось купить черную курицу. Оказалось, что Сан-Мартине курицы ценились на вес золото. Год назад птичья болезнь опустошила все курятники поселка. Лупа вернулась с молодым, почти черным петушком. Курицу ей не продали, потому что людям нужны были яйца. Она принесла петушка и бросила его на стол. Птица, со связанными ногами, осматривалась по сторонам и пыталась подняться. Завтра ей предстояло попасть в горшок, чтобы стать тушеным мясом. Очевидно, петушок догадывался об этом. Он внимательно высматривал пути для бегства. Рубия сняла птицу со стола и бросила ее в угол кухни, словно неодушевленный предмет.
-- Эта ночная зверушка будет нашей ночной птицей -- нашим посланником. Владыкам достанется сердце петуха. Конечно, малая пища для них, но ее им хватит. А мы получим мясо. Не оставляй его в пещере. Итак, у тебя есть все необходимое.
Рубия перечислила вслух все предметов, которые мне предстояло взять с собой в пещеру. Она забрала у Лупы циновку, которую я должен был взять ее с собой, затем аккуратно упаковала все вещи и вновь объяснила, как все делать: как подносить дары, в каком порядке проговаривать молитвы, и когда зажигать свечи. Она особенно подчеркнула, что можно было делать во время ритуала, и чего нельзя было делать после его окончания.

Было уже темно, когда я поехал к пещере. Лупа неохотно согласилась сопровождать меня, чтобы показать мне путь. Прошло много времени с тех пор, как мы с ней посещали этот вход в нижний мир. Жители Сан-Мартина очень редко наведываются в «ведьмино место». Раз в год каждое семейство приносит в пещеру свои подношения. Люди оставляют свои дары на земле перед отверстием и заходит в пещеру только в исключительных случаях. Помолившись у отверстия, они гарантированно отводят от себя угрозу, которая могла быть направлена на них. Некоторые жители Сан-Мартина вообще не ходят к пещере, оставляя подношения под семейными алтарями. Они знают, что холодный и злой ветер севера, исходящие из пещеры, вызывает болезни и смерть.
Лупа очень волновалась, что оставила свекровь одну. Она хотела побыстрее вернуться в поселок. Пока джип кренился и подпрыгивал на ночной дороге, я думал о том, каким глупым и абсурдным был мой поступок. Болезнь Рубии была реальной: я видел распечатки ее медицинских анализов. Наверное, и она понимала их. Тем не менее, она считала, что ее душа была потеряна. Рубия знала, что ее состояние не улучшится, пока проблема с ведьмами не будет улажена. Такие запутанные связи между "реальным" и "нереальным" смущали и изумляли меня. Второй раз, находясь в Сиерре, я испытывал трудности в использовании "метафор" в своих антропологических изысканиях.
Наконец, мы добрались до тропы в пещеру. В темноте и густом подлеске это было феноменальное достижение.
-- Вот начало пути,-- сказала Лупа.
Она помогла мне перенести вещи из машины на узкую тропу, ведущую в пещеру.
-- Осторожно,-- предупредила женщина,-- они здесь повсюду.
Лупа имела в виду сверхъестественных существ, которые обитали в нижнем мире. Мы оба постоянно курили, чтобы отпугивать ведьм, вышедших из нижнего мира. Мы чувствовали, как холодный ветер исходил из темного отверстия, служившего входом в нижний мир. Наши фонарики отбрасывали тени на окружавшую растительность -- тени, похожие на огромные зубы. У стены грота виднелся большой камень, упавший когда-то со свода пещеры. Он служил земным алтарем.
На полпути к пещере Лупа решила вернуться домой. Ей нужно было позаботиться о свекрови.
-- Наша бабушка ожидает меня,-- сказала она.
Ей не хотелось приближаться к пещере. Она считала ремесло Рубии ужасно опасным и никогда не участвовала в нем.
-- Мне пора. Я оставляю тебя им. Будь осторожен.
Я перенес вещи к отверстию, зажег факел и выключил фонарик. Причудливые тени запрыгали в танцующем свете, иногда делая детали пещеры огромными, а иногда затемняя все, кроме большого валуна. Я разослал на земле циновку. Повсюду виднелись черные огарки смолы и воск от старых свечей -- остатки тысяч подношений и молитв. Среди обугленных костей я заметил осколки черного обсидиана и множество tepalcates -- доколумбийских черепков. Это были дары Святейшей земле. Я привязал петушка к колышку рядом с большим камнем. Птица держалась поблизости и наблюдала за всем, что я делал.
Звуки моих движений наполнили пещеру. Начальные молитвы приветствия эхом зазвучали, словно древний хор. Голоса выясняли причину моего присутствия. Предки делали это веками. Я подумал о религии своих дедов. Они были бы удивлены, что я находился в таком языческом месте. Затем я начал делать подношения в том порядке, который предписала мне Рубия. Каждый предмет предлагался земле соответствующим образом: я бросал его так далеко, как мог -- в черноту глотку пещеры, в кишки земли, которые поглощали мои подношения. Иногда я слышал удаленный шум. Однажды был всплеск воды.
Ветка осмолы напоминала пламенеющий факел. Холодный сквозняк, идущий из глубины пещеры, задувал свечи почти в тот же миг, как я их зажигал. Это был хороший знак. Владыки нижнего мира услышали мои слова. Молодой петушок глазел на меня с любопытством, прислушиваясь к моим молитвам на испанском и нагуат. Пару раз он громко кукарекал, и его клич разносился по всему гроту. Перья птицы блестели в слабом свете. Мне было жаль, что ему предстояло "отдать свой хохолок" -- ацтекская метафора для тех, кто оказался предназначенным для жертвоприношения.
Я откладывал расправу над птицей до самого конца. Однако жертва должна была состояться. Рубия рассказала мне, как нужно было поступать. Но это не облегчало задачу. Я знал, что мы позже съедим петушка. На самом деле ритуальный дар земле был подготовкой к обеду. Наверное, в абсурдной теории о протеиновой пищи, как основы человеческих жертвоприношений, было нечто большее, чем я мог поверить. Один антрополог предположил, что ритуальные жертвы могли быть разными, но их объединяло одно – все они были вкусными. Просто смерть и ритуальное насилие создавали пряность жизни.

Выполняя специфические инструкции Рубии, я схватил сопротивлявшуюся и хлопавшую крыльями птицу и попытался перерезать ей шею. Мой перочинный нож не годился для этой цели. Петух рвался на свободу, но, в конце концов, кровь и проглоченная пища полились из его горла. А дальше инструкции Рубии стали вообще невыполнимыми. Мне никак не удавалось вырвать сердце из груди петушка! Я ворочал труп в руках, кромсал его ножом, наматывал на руку кишки, пока не добрался до сердца. Оно уже перестало биться. Все внутри было горячим и липким. Я вытащил сердце из сосудов и швырнул его в пещеру, все время заверяя земных Владык, что оно было моим собственным.
Затем я начал общипывать петуха. Перья проще удалять с только что убитой птицы. Рубия была капризной поварихой. Она хотела, чтобы петушка вернули домой общипанным. На какое-то время я забыл нагуатские молитвы. Перья и кровь летели в стороны. Я общипывал птицу, сердито проговаривая «Аве Марию» и «Патер Ностерс», которые знал со времен своего католического детства в Литве. О! Что за месиво там было! Черные перья липли к теплым внутренностям, лежавшим на земле передо мной. Запах шипевших благовоний наполнял холодный воздух. Факел полыхал, и кровь на моих руках, густея, засыхала.
Наконец, все указания были выполнены. Но я не уходил. До рассвета оставалось несколько часов, и мне не хотелось карабкаться в темноте по грязной тропе. Я охрип от постоянных молитв и курения. Поэтому, потушив факел, чтобы сберечь его для утренней прогулки, я лег на сырую и холодную циновку.
Прерывистый сон поглотил меня неодолимой волной забытья. Видения и образы сплелись с полуосознанными галлюцинациями.


Конец 2-ой главы

Глава 3
Проснувшись, я торопливо собрал вещи, скатал циновку и выбрался из пещеры. Снаружи рассветало яркое ранее утро. Деревья казались живыми от сотен зеленых, деловито щебетавших попугаев. Я, пошатываясь, поднимался по тропе -- причем, один раз упал и ободрал колено об выступавший корень. В конце концов, я забрался в джип, вернулся назад в город и, игнорируя взгляды прохожих, остановился на поселковой площади. По пути на холм мне стало стыдно за свою одежду. Она омерзительно воняла высохшим потом и кровью. Я был истощен.
Дон Иносенте и Рубия сидели на крыльце, наслаждаясь ласковым теплом восходящего солнца. Рубия, похоже, находилась в благостном настроении. Ее лицо оживилось. Глаза искрились весельем, пока она беседовала с Иносенте. Завидев меня на середине улицы, она радостно закричала:
-- Ты когда-нибудь видел там, в Талокане, в твоих снах, что-то большое и темное?
Момент был выбран не совсем правильный: я находился посреди улицы, и, по идее, мне не полагалось спать прошлой ночью. (Хотя я вопреки указаниям проспал не меньше двух часов.) И вообще! Почему она не спрашивала меня о жертвоприношении -- о том, как оно прошло? Я передал ей искалеченный труп петушка, и она с явным отвращением осмотрела птицу, прежде чем передать ее Лупе, которая вышла к нам из кухни.
-- По крайней мере, он ощипан,-- сказала Рубия.-- Думаю, Лупа сделает из нашего гонца что-нибудь вкусное.
Лупа в отчаянии посмотрела на растерзанную птицу. Соседские дети с любопытством глазели на нас через ветхий забор. Я чувствовал себя, скорее, дон Кихотом, чем Святым Тимоти -- героем-победителем, вернувшимся с битвы в нижнем мире.
-- Наверное, видел,-- ответил я.—В моих снах бывает много всякого.
-- Нет, расскажи о большом и темном звере, гнавшимся за тобой. Он преследовал тебя в снах?
-- Они всегда преследуют там наши тонали,-- сказал Иносенте.-- Возможно, они гоняются за ним уже долгое время.
-- Я хочу знать, увидел ли ты ведьму, nagualli, которая преследует меня,-- оборвала его Рубия.
-- Конечно, тут замешана ведьма,-- проворчал Иносенте.-- Я говорил тебе, что без нее не обошлось. Это видно уже потому, как ты выглядишь.
-- Да, что-то забрало мою душу и дыхание,-- прокашлившись, сказала она.-- Мой тональ. И я хочу знать, видел ли он эту тварь. Потому что, если он не видел ее, его усилия не принесут мне пользы.
Рубия повернулась ко мне.
-- Так ты видел когда-нибудь сон, в котором большое животное гналось за тобой?
-- В последнее годы не видел,-- ответил я, вспомнив о своих детских кошмарах.-- Но давным-давно я часто видел в снах быка, который гнался за мной.
-- Вот, видишь,-- сказала она, пихнув локтем в бок Иносенте.-- Я думаю, он видел нагуалли. Он, наверняка,их видел. Мальчик просто не может вспомнить содержание этого сна.
-- Возможно, виной тому был испуг, susto,-- предположил старик.—Сильный страх, испытанный в детстве.
Он вопросительно посмотрел на меня.
-- Кто-нибудь гонялся за твоей душой? Ты болел после этого?
-- Я не помню такого.
Лупа вынесла стул для меня. Я был благодарен ей за эту заботу.
-- Твои родители водили тебя в целителю, чтобы отпугнуть дурные сны?
-- Наши целители больше похожи на Артуро,-- объяснил я , надеясь на то, что Лупа принесет нам кофе.-- Ты идешь к ним, когда болен, и они дают тебе таблетки или колят тело иглами. Они не делают подношений и не молятся. И даже не рассказывают о своих снах, как это делаете вы.
Я видел много удивительных исцелений и слышал сотни сновиденных историй. Я знал, о чем говорил Иносенте. Он интерпретировал мои детские кошмары, как случай магического испуга и потери души -- общей болезни в этой области Мексики. Рубия и Иносенте были специалистами в таких вопросах. Когда Рубия заметила мой интерес к ее целительскому дару, она разрешила мне сопровождать ее в дома больных детей. Она проводила там вечера, делясь местными слухами и выставляя на семейном алтаре необходимые подношения. Затем она молилась святым и Святой земле, а после этого возвращалась домой и пыталась найти в своих снах потерянные души детей. Иносенте и Рубия хотели понять, были ли мои сновидения отмечены тавром колдоства.
-- Послушай меня, компадре,-- хрипло произнесла Рубия.—Я думаю, что какая-то ведьмя гонялась за ним долгое время. Возможно, она забрала его душу, и никто потом не искал ее в нижнем мре.
-- Но если он здесь с нами, ему удалось найти свой тональ,-- ответил Иносенте.—Или ведьма не смогла забрать душу парня.
-- Если она не запугала его и не отняла душу, когда он был маленьким,-- сказала Рубия,-- то сейчас у него крепкая хватку на своем тонале.
Она повернулась ко мне.
-- Ты часто видел быка? Ты видел его и в зрелом возрасте?
Наконец, Лупа принесла нам густой и сладкий кофе Сиерры. Над чашками поднимался пар.
-- Я мало помню о тех сновидениях. Мне лишь помнится, что бык был большим и черным. Он пугал меня своим видом. И эти кошмары донимали меня долгое время.
-- Ты говоришь, бык был черным?-- поинтересовалась Рубия.-- Полностью черным?
-- Кажется, да,-- ответил я, пригубив напиток.-- Но с тех пор прошло уже много лет. Я плохо помню то время.
Кофе начал проявлять свою магию.
-- Видишь, это действительно была ведьма,-- сказала Рубия, обращаясь к Иносенте.-- Она не смогла испугом забрать его душу и оставила парня в покое. Его душа и сердце связаны вместе. Там крепкие веревки!
-- Может, и так,-- ответил старик.—Но что если он видел свой нагваль? Свое животное?
-- Сомневаюсь,-- сказала Рубия.-- Хотя это тоже возможно. Но я никогда не видела его животную душу в Талокане.
-- Я тоже не видел,-- согласился Иносенте.-- Думаешь, он знает, какой у него нагваль?
-- Сомневаюсь,-- сказала она.—Давай, не будем показывать его. Мы же не хотим напугать нашего милого мальчика. Я чуть не сделала это однажды, когда он почти год не возвращался в поселок.
Рубия говорила о том времени, когда она начала рассказывать мне о своих сновиденных путешествиях и молитвах в нижнем мире. После этого я покинул Мексику – мне нужно было пройти аспирантуру. Она думала, что ее разговоры о нижнем мире напугали меня, и что я больше не вернусь в ее поселок. Но следующим летом, когда я приехал к ней с обновленными целями и интересом, она была просто в восторге. Тогда она начала учить меня особым молитвам и рассказывать о своих магических снах.
-- Что еще ты видел в своих сновидениях,-- осторожно спросила Рубия.
Она никогда раньше не расспрашивала меня о моих снах.
-- Я не знаю.
День становился теплее.
-- Я не думаю много о них -- если только они не слишком странные. И они уж точно не такие интересные, как твои сновидения.
-- Чушь,-- сказала Рубия.-- Твои сны ничем не отличаются от снов других людей. Ты просто должен научиться понимать все то, что видишь в них. Талокан -- страна сумерек и рассвета. Там ничто не бывает однозначным и ясным. Там все скрыто туманом, и ты не знаешь тоно, что находится перед тобой. Пока ты не знаешь никого, кто обитает в мире ночи, но все, кто рождались до тебя, пребывают на той территории. Это мир наших предков. И твоих тоже. Если ты пойдешь по "доброму пути", то найдешь в мире ночи много союзников.
-- И много ведьм!-- добавил Иносенте.

-- Да, там много этих тварей, nagualli. Но, следуя "доброму пути", ты обретешь много братьев и друзей, которые будут защищать тебя. Чтобы жить хорошей жизнь, ты должне следовать путям, завещенным нам предками. Если ты молишься, как мы, если приносишь им дары, то в мире снов никто не навредит тебе. Ты будешь защищен Владыками тьмы и нашими предками. Прошлой ночью ты предложил им свое сердце. Теперь ты должен выяснить, позволят ли тебе владыки тьмы увидеть их мир.
Она обернулась и крикнула:
-- Лупа! Принеси ему еще кофе.
Старая целительница продолжила свои поучения:
-- Этим утром сходи в церковь и попроси святых о помощи. Их свет поможет защитить тебя. Сходи в церковь и попроси поддержки у Святого Мигуэля и Святого Сантьяго. Каждый из них потребует свечей, цветов и денег. Не забудь помолиться своим предкам. У тебя имеются их фотографии?
-- Нет,-- ответил я.
-- Тогда я покажу тебе, как молиться им правильно. Этоне трудно. Тебе понадобятся некоторые вещи, которые они хотели бы получить. Лупа поможет нам с этим. Тебе больше не понадобится черных птиц. Эта выглядит вполне нормальной. Мы дадим твоим предкам вкусить ее соус chilpotzontli.
Они с Лупой спланировали все еще прошлым вечером – как готовить петушка, и с какой приправой. Курицы в поселке ценились на вес золота. Их было очень мало. Местные жителиа редко ели мясо. Оно было слишком дорогим.
-- А он хотя бы знает, какая его часть пойдет в темноту?-- спросил Иносенте.
-- Конечно знает,-- сказала Рубия и, повернувшись ко мне, спросила:-- Где находится та часть, которая пойдет в ночную тьму?
-- Она внутри всех нас,-- с усталым вздохом, ответил я.
Мне приходилось выискивать правильные термины на нагуат.
-- В ночь двинется та часть, которая искрится жизнью.
-- Ха,-- воскликнул Иносенте.—Он действительно знает! Ты многому научила его. Я никогда не рассказывал ему о подобных вещах.
-- Рассказывал,-- возразил я ему.-- Ты всегда говорил, что именно тональ уходит в ночь.
-- Нет, наверное, тебя научила этому наша старая ведьма,-- пошутил он.
Рубия хмуро посмотрела на него.
-- Ах, ты кусок засохшего дерьма! Это кто здесь старая ведьма?
Она вновь повернулась ко мне.
-- Расскажи старой ведьме о душах, которые уходят в ночь.
В этот момент появилась Лупа с кружками кофе. Ацтекская концепция души -- это трудная тема, и я второй раз за это утро был благодарен Лупе за верный выбор времени. Прикурив сигарету и подув на кофе, я откинулся на спинку кособокого стула.
-- Вот, что я знаю о душах -- из ваших рассказов и из того, что мне стало понятно. Каждый человек имеет три души. Первая -- это сердце, yollo. Оно обеспечивает наше тело жизнью. Это сила в теле, которая дает нам жизнь и движение. Без сердца тело не сможет пошевелиться. Оно не будет двигаться. Оно умрет. Вторая душа называется тональ. Это искра жизни и жар, который излучается телом. Тональ -- первый свет зари, когда мы рождаемся. Это искра света, которая приходит к нам с первым лучом солнца, который мы видим. Тональ -- это наша удача и наша судьба. Но тональ не всегда удерживается телом. Его можно спугнуть и выбить из тела – например, при падениии или сильным внезапным ударом по голове. Ночью в снах тональ путешествовать в места, подобные нижнему миру. Он может быть захвачен ведьмами или существами, которые живут "внизу", ajmotocnihuan -- "теми, кто не наши братья".
Я глубоко затянулся сигаретой и глотнул горячий кофе. Мне было нелегко использовать термины из нагуат. Я повернулся к Лупе, передал ей пустую чашку и попросить налить еще немного сладкого напитка.
-- Там, внизу, в нижнем мире,-- продолжил я,-- имеется животное, которое родилось в тот же день и в то же мгновение, что и конкретный человек. Они оба -- одно целое. Некоторые нагвали бывают тиграми, другие – собаками или какими-то созданиями. Человек и его нагваль делят одну и ту же судьбу. Они родились под одним ликом солнца. Они делят один и тот же тональ. Нагвали содержатся в огромных корралях Владык -- в Талокане. Владыки заботятся о них и охраняют своих животных. Они обеспечивают им безопасность и помогают тем, кто защищает их животных. Таким образом они защищают и нас. Так же, как Владыки Святейшей земли питают и поддерживают нас здесь, на земле. То, что случается с нагвалем человека, одновременно случается с его сердцем и телом.
Лупа принесла мне кофе. Я поставил чашку на каменную ступень крыльца и посмотрел в глаза Рубии.
-- Почему Владыки содержат нагвали в корралях?-- спросил Иносенте.
Передо мной сидели два болезненных пожилых человека: один почти слепой, вторая -- на пороге смерти. Но они были безжалостными инквизиторами. Я чувствовал себя так, словно цитировал катехизис перед священником из моего далекого детства.
-- Потому что у каждого из нас нагваль иногда вырывается из загона,-- ответил я.-- Это может быть очень опасным. Если нагваль будет ранен, или ведьмы нанесут ему какой-то вред, человек пострадает от такого же ущерба. Все люди имеют разные сердца, но мы делим тональ с нашим нагвалем. Я мало знаю о своем нагвальном животном, но он – часть моей души. Он делит со мной один и тот же тональ. Мои слова верны?
Я все еще чувствовал неуверенность. Трудно рассуждать об этом, если ты не считаешь нижний мир реальным. Иносенте и Рубия имели такую веру, но мне было трудно принять их убеждения. Я вспомнил, как легко и просто расстался с верой моего детства.
-- Похоже, он сможет видеть мир Талокана,-- произнес Иносенте.
-- Кажется, он знает, что это сердце дает ему жизнь на земле.
Рубия начала давать мне пояснения.
-- Когда жизнь заканчивается, yollo, сердце, возвращается к земле. Сердце -- это семя, ядро жизни. Из него проростает наше существование. В тепле и свете солнца тональ выпускает росток и развивается в разных направлениях. Тональ дает нам жизнь, когда мы рождаемся. Он дает нам удачу и судьбу. Тональ является нашей частью, которая перемещается по разным мирам. Он живет и в Талокане, и на земле -- Талтикпаке. Он живет в небе – Илхюикак. Но ему хорошо на земле и небе только с солнцем. Тональ -- это искра жизни, которая является нами. Это он делает тебя тобой, а меня -- мной. Нагваль -- это другое "я". Это дубль -- другая я и другой ты. Он делит с тобой твой тональ. Ты должен познакомиться со своим нагвалем, а для этого нужен тональ, потому что он может двигаться в снах. С помощью тоналя и сердца ты должен найти нагваль -- свое животное. Похоже ты видел его в снах о черном быке.
Неужели она думала, что бык был моим нагвалем?
-- Я не помню те сны, Рубия. В детстве я видел быка много раз, но он не снится мне уже много лет.
-- Похоже, "они" держат его сны в темноте,-- сказала она, обращаясь к Иносенте.-- В их мире ночи. Ему нужно сделать нечто особенное, чтобы вернуть груз снов на свои плечи. Он должен вынести эту ношу в свет дня. Мальчику нужно добиться позволения Владык. Иначе он не заберет свои сны. Alpixque помогут ему, если он оставит им водное подношение.
Она покрутила прядку седых волос и сунула ее назад за толстую косу.
-- Не забывай о «людях холмов», tepehuane,-- произнес Иносенте.—Хитрые и злобные "твари" часто хранят у них свою добычу.
-- Этой ночью он ходил в пещеру,-- сказала Рубия.-- Владыки были рады его подношениям. Они получили семя -- сердце нашей ночной птицы. Хотя я по-прежнему не понимаю, почему он ничего не увидел в мире тьмы. Его сны, как у всех людей. Он просто не помнит их.
-- Возможно, он еще не вернулся из пещеры,-- ответил Иносенте.-- Возможно, он напали на него и удерживают теперь у себя его тональ. Он сидит здесь с нами, а его тональ сейчас во тьме.
-- Чем ты там занимался?-- спросил меня Рубия.
-- Я читал молитвы и делал подношения, как ты показывала мне.
-- И тебе потербовалась вся ночь на чтение молитв?-- с недоверием поинтересовалась она.
-- Я долго общипывал птицу.
-- Общипывал? Ты вырывал перья с кожей. Это не могло занять много времени.
-- У него было достаточно табака?—спросил Иносенте.
-- Конечно,-- ответила Рубия.
-- Достаточно дыма, чтобы всю ночь удерживать ведьм и «других»?
-- Конечно, если только он перестал курить. Ты пыхтел всю ночь? Тебе хватило дыма, верно?
-- Да,-- ответил я.—Но только под утро, после того, как я общипал птицу,на меня навалилась дремота.
-- Ты же не спал там, мальчик? Я предупреждала тебя! Они могли сожрать твою плоть! Неужели ты заснул в пещере?
-- Я немного вздремнул. Всего несколько минут.
-- Вот!-- сказал Иносенте.-- Они застали парня врасплох и удерживают там его тональ. Теперь нам придется искать во тьме еще одну потерянную душу. Эта душа не пришла из мира ночи.
Он помолчал.
-- Возможно, он не забрали его. Но я уверен, что они хорошо рассмотрели парня. И теперь захочется нечто большее, чем ваша ночная птица. Он не должен возвращаться в пещеру -- по крайней мере, не сейчас, когда эти твари ожидают там его. Если он вернется, они утащат его в недра земли. Однако ему нужно узнать, забрали его душу ведьмы или нет. Он должен вернуться в пещеру в своем сне, но спать ему следует в безопасном месте -- перед алтарем. Если его тональ с ним, он должен вернуться в Талокан. И этот сон он должен получить этой ночью. Он должен отправиться туда с чем-то большим, чем молитвы. Владыки уже получили сердце петушка. Они накормлены. Теперь нам нужно напоить их.
-- Прошлой ночью он брал с собой бутылку aguardiente,-- сказала Рубия.-- Этой ночью ему понадобится целый литр! Ты слышишь, мальчик? Этой ночью тебе будет нужно вернуться в пещеру в своем сне, а затем найти из нее выход. Если ведьмы забрали твой тональ, ты не задержишься на этой земле. Задремав в пещере, ты дал им возможность рассмотреть тебя. Теперь тебе нужно умилостивить их. Ты должен предложить им вещи, которые нужны обитателям тьмы. Иначе они будут удерживать тебя, и тогда путь твоей жизни быстро закончится. Твой свет погаснет на земле.
У нее снова появилась отдышка. Ее утренний энтузиазм начинал выдыхаться.
-- Только не заблуждайся,-- продолжила она.-- После этого ты не сможешь скрыться от них. Так или иначе, они найдут твою душу. Сейчас ты должен хитростью пробраться в их мир ночи. Я думаю, что литра алкоголя хватит для нашей цели, но тебе понадобится более мощная помощь для выхода из Талокана. Ты должен навестить святых и заручиться их поддержкой.
Старая женщина раскашлялась. Голос вернулся к ней только через пару минут.
-- Лупа достанет нужные подношения, а ты сходишь к дону Педро и купишь литр aguardiente.
-- Хорошо, донья Рубия. Только я хочу, чтобы вы отдохнули.
Настоятельность, с которой старая целительница инструктировала меня, заставила меня нервничать. Раньше она никогда не была такой упрямой и сварливой. Она хотела пойти со мной в поселковую церковь, но мы с Лупой отговорили ее. Мы попросили Рубию поберечь свои силы. Иносенте показался мне совершенно безучастным. Я не мог понять причин его равнодушия.

Выполняя наставления Рубии, я отправился в церковь Сан-Мартина. Мои молитвы затянулись до обеда. Я молился на испанском, латыни и нагуат. Эти Кредос, Аве Мария и Патер Ностерс запомнились с детстваа. Рубии нравились молитвы на латыни. Она говорила, что существовала некая близость между ними и молитвами на нагуат. Я тоже начинал это чувствовать. Закончив с молитвами, я оставил подношения почти каждому святому поселковой церкви.
Когда я вернулся, Иносенте ушел, а Лупа закончила готовить птицу. Она уже достала все необходимые подношения. Они были аккуратно расставлены у алтаря доньи Рубии. Старая целительница поднялась со своего тюфяка на кухне, и мы вместе пообедали за столом перед семейным алтарем. Во время еды Рубии заставила меня повтоить, как нужно обращаться к Владыкам тьмы. Их следовало умолять – подкупать и просить, чтобы они не удерживали мою душу и не посылали своих слуг на ее поиски. Целительница была очень взволнована. Ей не хотелось, чтобы я стал слугой у Владык земли. Мне следовало придерживаться ее плана.
Позже вернулся Иносенте. Его сопровождал сын Лукас.
-- У тебя все готово?-- спросил старый видящий, поскольку он не мог видеть припасов, расставленных у алтаря.
-- Мне нужно купить спиртное,-- ответил я.-- Но все остальное здесь: табак, цветы, благовония, жидкая каша, лепешки и бобы.
Рубия переставила картинки святых на алтаре. Теперь Святой Мигель и Святой Джон стояли на виду. Но Иносенте не видел этого. Она вышла из кухни и прикрикнула на него:
-- Ты собираешься молиться, или так и будешь тут сидеть?
Повернувшись ко мне, она ворчливо сказала:
-- Иди к Педро и купи бутылку спиртного. Мы должны начать молитвы до того, как угаснет святой свет, и тогда ты сможешь уйти во тьму нижнего мира.
Она говорила о моем сне. Я был рад услышать, что эта ночь не будет бессонной.
К тому времени, когда я вернулся с початой бутылкой – прежде чем дон Педро позволил мне уйти из его магазина, мы с ним опрокинули несколько стопочек -- Рубия и Иносенте уже приступили к молебну Владыкам земли и неба. Я воешл в темную алтарную комнату и присоединился к ним. По моим оценкам, мы молились там несколько часов. Во время молебна мы делали подношения -- бросали сломанные сигареты в дымившуюся курильницу и подливали туда спиртное. Вся эта смесь создавала скверные запахи и громкое шипение. Затем Лукас достал другую бутылку и наполнил наши маленькие стаканчики. Время от времени Лупа добавляла по нескольку свечей к тому множеству, которое уже стояло на алтаре. Их расплавленный воск стекал ручейками на новую клеенку, расстеленную на алтаре. А мы молились, пили и курили. Через открытую дверь, вудущую на кухню, я видел, как белые оштукатуренные стены стали желтоватыми в тускнеющем свете заходящего солнца, затем оранжевыми и, наконец, темными.
Вечер пришел, и янтарные угли очага начали создавать на кухне слабое сияние. Когда и оно потемнело, Лупа вместо того, чтобы зажечь фонарь, свисавший с потолка, внесла на кухню пять горевших свечей. В их блеклом свете она приготовила еду, которой мы поужинали. Несколько маленьких кусков мяса было предложено огню очага. Было несколько минут одиннадцатого. Мы опьянели от выпитого спиртоного. Иносенте с несдержанным весельем поздравил нас с хорошим выполнением ритуала. Я чувствовал, что собравшиеся люди скрывали свое беспокойство. Но я был слишком пьян, чтобы думать об этом. Сын Иносенте помог отцу выйти из хижины, и они нетвердой походкой начали спускаться по тропе к их дому.
Рубия указала мне на лавку в главной комнате, где находился алтарь. Это спальное место я иногда использовал, чтобы не возвращаться в Кветзалан. Узкая лавка нравилась мне больше, чем соломенные циновки целительницы, всегда полные кусачих насекомых, которых Рубия, казалось, никогда не замечала.
-- Наши молитвы и alpixque, "существа воды", помогут тебе,-- заверила она меня.
У меня кружилась голова. Похоже, спиртное было «паленым».
Последние слова, сказанные Рубией тем вечером, были такими:
-- Просто убедись, что они не держат тебя там.


Конец 3-ей главы

Глава 4:
В воздухе висел едкий дым смоляных благовоний, смешанный с тяжелым ароматом табака. Всю ночь на алтарном столе горела свеча, бросавшая жуткие тени на иконы святых и портреты предков. Я много раз просыпался и, открывая глаза, видел это странное желтоватое сияние. Его трепет на ликах предков контрастировал с абсолютной темнотой под алтарем, где обитали Владыки. Я был уверен, что на мои сны повлияли события дня, но в них имелись и другие моменты, которые мне не удалось ясно вспомнить.
Сначала снилась пещера, где я был прошлой ночью -- огромная зияющая пасть земли. Я вошел в нее, и передо мной возник кафедральный собор, в котором звучал и ревебрировал хор моих молитв и заклинаний. Звук шипевшей и брызгавшейся смолы вызывал во мне образы древних арок, часовен и алтарей. Один раз, проснувшись, я вспомнил мессу из моего далекого детства. Юный прислужник, устав от долгого молебна и надышавшись дымом свечей, потерял сознание и упал в обморок. И я, вернувшись в сон, увидел перед собой огромную ужасную фигуру в блестящей золотисто-красной мантии. Темный священник положил руку на мое плечо и толкнул меня в вихрь незнакомых лиц. Вокруг замелькали залы и комнаты, а затем я вылетел из церкви, напоминавшей кафедральный собор Святого Франциска в Кветзалане. Я брел в тумане по мощеным улицам, по которым ходил много раз, но теперь на них не было ни души. И я не видел там света.
Из темноты ко мне вышел мужчина в белой одежде. Его лицо не было искажено, как у других людей в моих снах. Я видел его не очень четко, но глаза мужчины блестели, как у Иносенте. Черная шляпа, короткие усы, как у моего дедушки... Судя по одежде, он был жителем Сан-Мартина. Однако я не узнавал его. Он обратился ко мне на нагуат, и поначалу я не понял его слов, хотя мужчина говорил ясным голосом. Наконец, до меня дошел смысл его фразы.
-- Xihuiqui nican!-- сказал он.-- Иди туда!
-- Куда?
-- Туда! Туда!
Он указал направление, кивнув головой и выпятив губы (так обычно делают только жители Сан-Мартина). Я смутился и замедлил шаг, смутно заметив тени, танцевавшие на стене за алтарем Рубии. Они напоминали большие белые цветы. Затем какая-то сила потащила меня за этим маленьким человеком. Мои ноги не двигались, но мы плыли через туманный сновиденный мир среди белых цветов, которые росли везде. И больше не было искаженных лиц и темных скал, старых башен и церковных соборов. Меня окружали цветы и пышная растительность, характерная для холмов Кветзалана. Я видел камелии из сада доктора Моргана и орхидеи его соседки, миссис Салазар.
Мы поднялись на бугор, покрытый травой, и все стало гораздо яснее. Я видел огоньки поселений на склонах окружающих гор. Все мерцало. Загадочный спутник предложил мне сесть на землю.
-- Я живу здесь,-- сказал он.-- Мой дом там. В той стороне.
Я лег на спину. Твердая неровная поверхность заставила меня подняться на ноги.
-- Иди туда!-- сказал мужчина.
Я почувствовал тревогу -- возможно, из-за жутких историй Рубии и Иносенте. Они часто рассказывали мне об ajmotocnihuan, "тех, кто не наши братья» -- о существах ночи, которые обманом завлекали людей в мир пещер и темноты.
-- Как тебя зовут?-- спросил я.
Человек уже терялся во мгле. Мне показалось, что он ответил издалека: "Круз!" Затем я оказался на высокой Голгофе -- холме, покрытом частями скелетов. Куда бы ни ступали мои ноги, я слышал хруст костей и черепов. Меня снова окружала тьма. Когда я начал спускаться с холма, вокруг возникли всполохи и послышались вопли отчаяния. Вокруг кружился вихрь из черепов. От их грохота и воплей у меня закладывало уши. Я метался и ворочался, пытаясь проснуться. И тогда я снова заметил страшного священника в золотистой мантии. Он возвышался над теми искаженными лицами, которые я уже видел прежде. Два прислужника принесли ему роскошную накидку. Я выбежал из кафедрального собора и, спотыкаясь о брусчатку, вновь зашагал по безлюдной улице. Прямо на моих глазах большие дома превращались в тростниковые хижины. Передо мной сквозь заросли высокого папоротника тянулась тропа, по которой я каждое утро ходил из Кватзалана в Сан-Мартин. Было по-прежнему темно. Мне захотелось проснуться.
Я услышал, как на кухне Лупа воздавала благодарности трем огненным собакам очага -- трем камням, на которые она ставила горшки и сковородки. Очевидно, она начинала разводить огонь. После серии негромких звуков появился запах кофе, а затем добрая женщина принесла мне чашку с этим чудесным напитком. Она вернулась на кухню, оставив меня наедине со моими мыслями. Я сидел и пил кофе, сгорбившись на твердом ложе. Когда в комнату без окон сковозь трещины двери проникли лучики света, я начал составлять рассказ для Рубии. Важно было правильно описать события сна. На это ушло какое-то время. Наконец, я решил остановиться на отдельных эпизодах, а не на потоке событий. Зная, как сновидцы рассказывали свои истории, я (все еще в полудреме) придумал приемлемый сюжет, который был бы понятен моей наставнице.
Чуть позже Рубия позвала меня, и я, встав с лавки, направился в заднюю часть дома. Старая женщина сидела на своем тюфяке, и Лупа расчесывала ее волосы. В комнате все еще пахло болезнью, но вид местной волшебницы был гораздо лучше.
-- Так!-- сказала она.—Ты видел сон? Давай, выкладывай. Садись и рассказывай, как там все было.
Она указала мне на низкий стул. Я сел и потер глаза руками.
-- Сначала я увидел пещеру.
Помолчав, я начал историю заново.
-- Во сне мне привиделась пещера -- кажется, та самая, в которой я был прошлой ночью. Ее вход походил на огромный заяющий рот с виноградной лозой, свисающей с потолка, и камнями, покрывавшими пол.
-- Дааа,-- согласилась Рубия, растягивая слово.
Это был стандартный прием речи, когда при изложении сновиденной истории расказчика просили дать больше информации. Я начал расширять сюжет в красноречивом стиле нагуат.
-- Петли лозы, свисавшие в вершины грота, выглядела округлыми зубами. Внутри пещеры было темно. Словно там жила наитемнейшая ночь без звезд и луны. Черные, покрытые сажей камни казались огромными. Настоящее место неземной вечной ночи.
-- Да, это темнота Талокана,-- сказала Рубия.-- Видишь, ты смог найти путь к Святейшей земле. Вот так и входят в мир ночи. Я знала, что ты сможешь сделать это. Тебе удалось войти в мир тьмы. Теперь ты должен научиться действовать видеть в темноте.
Она была очень довольной.
-- Давай, продолжай. Расскажи, что ты там видел.
-- Внутри пещеры находился темный кафедральный собор, в котором молились люди. Везде клубился дым. Я видел купель и алтари -- все черные и покрытые копотью. От такого обилия дыма любой человек упал бы в обморок. Я встал на колени у алтаря, и тогда появился большой священник в золотистой мантии. Он стоял передо мной и монотонно пел. Я мог видеть только его спину. Прихожане были одеты в белые и черные мантии. Они молились, но я не понимал смысла их слов. Высокий блестящий алтарь был серебряным, а не золотым. Он искрился во мраке, и я плохо видел его из-за дыма. Один из прислужников упал на пол. Все, кроме меня, молились. Внезапно священник повернулся. Он был огромным и черным, с большими глазами. И он толкнул меня в гущу прихожан. Все закружилось, и затем я вышел из собора на улицу.
-- Что они там делали?-- настойчиво спросила целительница.—Это была всенощная? Со свечами, velada? Именно так они ловят души. А когда человек умирает, они питаются его плотью. Таков способ их кормления в мире тьмы. Мы едим от плодов земли, а затем земля ест нас. Вот, чем они занимаются там.
-- Нет, это не было бдением,-- ответил я.—Судя по обилию дыма и благовоний, это походило на торжественную мессу или благодарение.
-- Когда ты вышел из собора, ты оказался в городе или поселке?-- спросила Рубия.
-- Сначала вокруг были высокие особняки и городские дома, но потом я зашагал по мощеной улице. И там не было света.
-- Как ты перемещался?-- спросила она.-- Ты шел или тебя несли ветры? Или ты плавал в воде?
Я никогда не думал о способе передвижения во сне. Но это было важным для Рубии. Я сказал, что меня, наверное, перемещали ветры. Во всяком случае, я не помнил, чтобы шел по улицам.
-- Видишь, они забрали тебя туда. Ветры выдули тебя из церкви и показали тебе город. В мире тьмы имеется четырнадцать городов, четырнадцать деревень и четырнадцать поселков. В сердце Талокана -- в центре этого ночного цветка -- находится одна деревня, один поселок, одно место на природе, один город и одна столица. Вот, куда тебе нужно идти, чтобы найти Истинного Талока -- Владыку тьмы. Это и есть Ипалнемоани, "благодаря которому мы живем",-- добавила она, используя то же самое имя, которое ацтеки почитали в шестнадцатом веке.

Лупа закончила причесывать волосы старой целительницы и поправила ее постель. Рубия выпрямилась и продолжила свой рассказ.
-- Талока дарует нам жизнь на земле и гарантирует справедливость. Он является нашей пищей и поддержкой. Чтобы отыскать его, ты должен найти четыре стороны Талокана, а затем посетить сердце тьмы.
Она будто декламировала эти слова -- будто произносила молитву -- но в ее голосе звучала такая настойчивость, что я начинал понимать, сколь глубока была вера старой женщины.
-- Куда же тебя занесло в твоем сне? Это не были деревня или поселок. Ты попал в собор, где служили мессу. Значит, ты оказался в региональном центре. Тебе повезло найти важное место нижнего мира. Его обитатели не захотели забирать твою душу и питаться тобой. Похоже, ты пригоден к сновидению.
Испытывая чувство гордости, я продолжил рассказ:
-- По мере моего перемещения по улице большие особняки уменьшились и стали походить на дома в Сан-Мартине -- на хижины с тростниковыми крышами и каменными стенами. Затем передо мной появился маленький мужчина с тонкими усами. Он окликнул меня. Кажется, его звали Круз.
-- Что?-- перебила меня Рубия.-- Он назвал тебе свое имя? Значит, это не один из "них". Мы должны посоветоваться с Иносенте. Никому не говори о таких людях в сновидении. Иносенте объяснит тебе причину подобного запрета. Ты должен быть очень осторожным. Что тот мужчина рассказал тебе?
-- Он предложил мне сопровождать его,-- ответил я, уже не рассказывая историю, а просто описывая сюжет сна.-- Я пошел за ним, и мы перемещались мимо огромных белых цветов. Мужчина привел меня на холм, откуда я мог видеть огни других деревень. Круз сказал, что его дом поблизости, и что я могу пойти вместе с ним. Мне не захотелось принимать его предложение. Ты рассказывала много историй о том, как "они" обманывают людей и увлекают в пещеры, чтобы пожрать человеческую плоть. Мне не хотелось становиться жертвой.
-- Он назвал тебе свое имя. Значит, он точно не один из "них". Если этот мужчина живет в Талокане, значит, он не живой,--сказала целительница, поднимаясь на ноги.-- Иносенте больше знает об этом. Наверное, ты встретил какого-то предка. Но чей он? Тут много Крузов. И почему он приветствовал тебя?
Старая женщина говорила сама с собой, словно размышляла вслух. Потом она окликнула Лупу, которая была на кухне.
-- Мы с нашим гостем сходим к Иносенте.
Рубия взяла с алтаря старый наплечный мешок и поместила в него свечу и несколько сигарет. Затем она завернула в банановый лист небольшой кусок благовоний.
-- Идем!-- сказала целительница.—Будешь помогать мне переступать через камни. Я больная и слабая, но Иносенте должен услышать твою историю. Он подскажет нам, что делать дальше.
Было яркое утро с редкими облаками, висевшими над соседними холмами. Когда мы вышли из дома и зашагали по центральной части поселка, многие люди с любопытством смотрели на нас. Наверное, у меня был интересный вид. Я все еще носил порванную, запачканную кровью одежду. Донья Рубия шла медленно и осторожно. Я поддерживал ее под руку. В ответ на пристальные взгляды людей она со стариковским упрямством улыбалась и приветствовала каждого человека. В Сан-Мартине все называли ее бабушкой.
Когда мы завернули за угол старой школы и начали спускаться по каменистой тропе, она еще больше замедлилась. Я помог ей преодолеть несколько глубоких рытвин на дороге, и мы продолжили свой путь. Перед домами играли дети, и Рубия, казалось, знала всех их по именам. Будучи хорошо известной повивальной бабкой в поселке, она, наверное, помогала при родах каждого из них. Старая женщина с улыбкой расспрашивала малышей о родителях, но любопытство детей фокусировалось, в основном, на мне. Они, похоже, недоумевали, почему этот небритый гринго шел куда-то с их больной и слабой бабушкой.
К тому времени, когда мы спустились к дому Иносенте, за нами уже шла орава подростков. Они смеялись, подшучивали и непристойными фразами проверяя мое знание нагуат. Рубия не обращала внимания на толпу детей и лишь иногда предупреждала слишком шумных шалунов, что навестит их родителей. Подойдя к калитке Иносенте, мы увидели Лукаса, который вместе со своим девятилетним сыном стоял около крыльца. Они ожидали торговцев хворостом.
-- Tanesic, свет пришел,-- сказала Рубия.-- Старик уже встал?
-- Конечно!-- ответил Лукас.-- Он внутри.
В тот же миг мы услышали голос Иносенте:
-- Что ты тут делаешь в такую рань? Наверное, у тебя, древесный человек, была нелегкая ночка?
Я еще не произнес ни слова, а он уже знал о моем присутствии. Иносенте всегда был в курсе того, что происходило вокруг него.
-- Входи и расскажи о своем ночном путешествии.
Когда мы вошли, старик поднялся с лавки, прошел к алтарю и выставил стул для меня. Он всегда настаивал, чтобы я использовал единственный стул в его доме. Иносенте вытащил низкую табуретку для доньи Рубии и велел Елене, жене Лукаса, принести гостям кофе. Я помог Рубии сесть.
-- Этим утром свежо,-- сказал старик.-- Я сам поджаривал бобы.
Елена раздала нам чашки с кофе, и несколько минут мы наслаждались напитком.
-- Короче, он сделал это,-- внезапно произнесла Рубия.-- Он вошел в пещеру -- в ту, куда я отправила его. В Восточный рот земли. Похоже, ветры втянули его в Талокан. Он пока мало знает о мире тьмы, но это были ветры -- popocamej. Он сказал, что видел много дыма. Вот, почему я думаю, что его втянули туда popocamej.
-- Ты уверена, что это был Восточный рот земли?-- спросил Иносенте.—Он мог войти в Каменный рот или в Водяные врата. У мира тьмы много дверей.
Иносенте начал перечислять всевозможные входы в нижний мир. Это заняло много времени. Рубия велела мне внимательно слушать его, поскольку каждый сновидящий должен был знать, как входить в нижний мир и выходить оттуда. Некоторые врата были только для мужчин, другие только для женщин. В некоторых регионах Таловкана обитали особые сверхъестественные существа, другие принадлежали ветрам, дыму, водам или земле. Я старался запоминать слова старика -- со мной не было блокнота.
-- Значит, ты уверена, что он вошел в Восточный рот земли?-- спросил Иносенте.—А ты что скажешь, Лобо?
Мой ответ был простым: пещера напоминала ту, в которой я молился предыдущей ночью.
-- Учти, что, войдя в Святейшую землю, он попал на мессу благодарения,-- напомнила Рубия.-- Он стоял на коленях у алтаря перед тем, как темный священник вышвырнул его из церкви.
-- Да, ему повезло, что они не попросили его задержаться на ланч,-- ответил Иносенте.—Иначе он был бы съеден. Наверное, они молили Владык о том, чтобы другая душа была послана им. Возможно, даже твоя.
Рубия пропустила его шутку мимо ушей.
-- Ветры выдули его на улицу с огромными домами. Чуть позже он начал видеть хижины, похожие на наши. И там он столкнулся в тем "существом".
Рубия намеренно использовала безличное слово.
-- Это был один из «них» или наш человек?-- спросил Иносенте.
-- Я думаю, один из нас,-- ответила старая женщина.
-- Один из нас,-- задумчиво повторил Иносенте.—Хм!
-- Лобо сказал, что «существо» прокричало ему свое имя. Его звали Круз.
Я посмотрел на Рубию, не понимая, зачем она назвала имя. Ведь она сама просила меня не упоминать о нем.
-- Лучше не рассказывать никому об этом,-- произнес Иносенте.—В нашем поселке живет много Крузов. Им не понравится такая история. Наш гость знает, как это опасно?
-- Вряд ли. Расскажи ему. Ты лучше знаешь «их» пути.
Повернувшись ко мне, Иносенте заговорил по-испански:
-- Значит, ты видел человека по имени Круз. Ты не должен никому рассказывать о том, что встречал в своих снах живых или мертвых людей. Мы действительно сталкиваемся с ними в Талокане. Но, увидев таких существ, никому не рассказывай о них. Если ты увидишь живого человека, а сам не занимаешься его исцелением, то, возможно, это потерянная душа какого-то спящего мужчины или спящей женщины. Будучи колдуном, ты можешь забрать ее, чтобы позже предложить эту душу Владыкам, получив от них нужное обещание. Тогда они будут должны тебе другую душу или какую-нибудь услугу. Но если это не душа, потерянная в мире снов, то, возможно, ты встретил ведьму или колдуна, которые пытаются навредить кому-то. Если "они" заметят тебя, то придут за тобой. А если ты увидел мертвого, то у тебя появится возможность нанести вред предку какого-то семейства. Узнав об этом, члены его семьи наймут ведьму или колдуна, чтобы уничтожить тебя. Поэтому никогда не упоминай о душах нашей земли, которых ты увидел в нижнем мире. Иначе тебя будут считать колдуном, или ты сам будешь околдован.
Взглянув на меня, Иносенте лукаво улыбнулся.
-- Ты можешь рассказывать о душах, увиденных в мире ночи, только нам и никому другому.
Затем он потребовал больше информации о Крузе. Его настойчивость вызвало недовольство Рубии.
-- Это его личное дело,-- сказала она.—Отстань от парня, старый лиходей.
-- Заткнись и напряги мозги,-- оборвал ее старик.-- Если это чей-то предок, я хочу знать, каким Крузам он принадлежит. Если это колдун, то тут могут возникнуть проблемы. Мы же не хотим, чтобы нашего молодого человека запугали до смерти. Он еще не знает их путей.

-- Мне хотелось бы понять, как он выбрался из Талокана,-- примирительно ответила Рубия.-- Забудь о Крузе. Мы займемся им позже. Или ты по-прежнему боишься ведьм? Они не причиняли вред уже долгое время.
Я вспомнил записанный разговор Иносенте, когда он заключал колдовскую сделку.
-- Сначала наш мальчик должен ознакомиться со всеми входами и выходами из Талокана,-- продолжила Рубия.-- Тогда он сможет определить четыре стороны нижнего мира. Если Лобо собирается ходить по тропам снов, ему нужно освоить все врата Талокана. И если он выберет "добрый путь", ему не нужно будет тревожиться о Крузе.
Она повернулась ко мне.
-- Что ты видел после того, как этот человек ушел?
Я не хотел рассказывать им о горе костей, но мне было интересно, как они интерпретируют эту часть сновидения. Я описал свою прогулку по костям, затем отметил, что у меня была еще одна встреча с темным священником и потом упомянул тропу, которая вела в поселок. Рубия и Иносенте сошлись во мнении, что "священник" молился о большем количестве душ, направляемых в нижний мир. Рубия, заинтересовавшись этой темой, спросила у старика, могли ли прихожане того странного кафедрального собора требовать и ждать ее душу. Иносенте сказал, что они вполне могли ждать душу Рубии, если какой-то колдун обещал отдать им ее.
-- Если они хотят именно этого,-- застенчиво произнесла старая женщина,-- я могу предложить им другое подношение. А значит, я сама смогу вернуть мою душу.
Я понял, что ей понадобится еще один петушок. Старик скептически сказал, что подобное действие будет колдовством, и что Рубии не следует совершать такую сделку с владыками. Тем не менее, два видящих сошлись на том, что мое сновидение было очень насыщено событиями. Они попытались объяснить мне, что реально происходило со мной в мире тьмы.
-- Ты вошел в Талокан через Восточный рот земли,-- пояснила Рубия.-- Ветры принесли тебя в кафедральный собор в одном из четырнадцати регионов нижнего мира. Тебя выбросили оттуда, потому что ты оказался не тем, кого хотела паства. Затем тебе помог человек. Ты последовал за ним на холм около его дома в Талокане. Он был одним из наших предков и не дал тебе заблудиться. Но ты тогда этого не понял. Ветры понесли тебя к костяной горе Миквиталан -- в край, где мертвые входят на Святейшую землю. Священник молился о новых душах, погребенных в землю.
-- Это хорошо, что темный священник выбросил тебя из церкви,-- добавил Иносенте.-- Они не захотели удерживать твою душу в мире тьмы. Ты вышел к началу «доброго пути». И если ты выберешь его, то сможешь входить в Талокан много раз, исследуя тропы нижнего мира. Сначала ты должен узнать выходы и входы, а затем четыре стороны сновиденного мира. Тогда ты сможешь пройти в Истинный Талок – центр тьмы, где будешь служить Владыкам мироздания.
-- Как же мне найти эти тропы?-- спросил я старика.
-- Сначала ты должен научиться видеть в темноте -- сквозь туман своих снов.
-- А как мне понять, где я нахожусь?
-- Так же, как ты определяешь свое место здесь, на земле,-- ответила Рубия.—В Талокане все то же самое, что и в нашем мире. Из-за того, что ты не можешь ясно видеть в темноте, любое место может вывести тебя в другое место. Но все они находятся между центром и сторонами Талокана.
-- Я не понимаю.
До меня не доходил смысл ее объяснений.
-- Там есть все, что имеется здесь, на земле,-- повторила она.
-- Да,-- засмеявшись, сказал Иносенте.—Там, в темноте, есть даже Мехико и Париж. По крайней мере, мне так говорили. Сам я не был в тех местах.
-- Но как я узнаю о регионах сновиденного мира?
-- Мы расскажем тебе о них,-- ответил старик.
-- А как мне понять, куда идти?—смутившись, спросил я.
-- Никак,-- ответила Рубия.—Талокан -- это страна темноты. Цветок тьмы.
Вытащив из вязанки хвороста обломок сухой ветки, она нарисовала на грязном полу большой стилизованный цветок.
-- Север -- это Пещера ветров, Эджесаталан или Эджекатан,-- сказала она, нарисовав первый лепесток.-- Там страна мертвых, Миквиталан или Миктали. Восток – это Море, Апан.
Она нарисовала второй лепесток. Затем, взглянув на меня, она изобразила третий лепесток.
-- Юг -- это страна Жары, Атотоникан.
Изобразив четвертый лепесток, он добавила:
-- Запад -- Дом женщин, Чихуаухчан. А в центре находится истинное сердце Талокана, Талокан Мелау.
Закончив рисунок, она тихо сказала:
-- Таков нижний мир.

То, что нарисовала Рубия, было широколистным цветком, который декорировал мексиканский мир со времен Теотихуакана. Я видел этот рисунок в древних кодексах и на разрушенных стенах храмов. Меня охватило благоговейное удивление.
-- Как я уже говорила, внутри цветка находится по четырнадцать частей всего,-- продолжила Рубия.—Тринадцать элементов снаружи центра -- для нас. Одна часть всего в самом центре -- для Владык. Но внутри и снаружи все одинаково. Эти элементы неразделимые.
Она загадочно улыбнулась и, не уточняя смысла добавила:
-- Как и сам цветок внутри нас, если мы, конечно, найдем его там.
Время приближалось к полудню. Рубия и Иносенте снова и снова показывали мне входы и выходы из нижнего мира -- через пещеры, речные потоки, пруды, воронки и колодцы. Цветок на полу был так исчерчен линиями, что потерял свою форму. В процессе целительских церемоний и во многих сновиденных историях я часто слышал о вратах в мир тьмы. Но теперь мне стало ясно, как Рубия и Иносенте использовали их – как они истолковали мой сновиденный рассказ и привели его в соответствие с их пониманием нижнего мира. Они описали места, которые мне следовало увидеть в своих снах. Я чувствовал благоговение перед этими людьми знания.
Через день мне нужно было покинуть Сиерру (я вел курсы в университете Мехико). Иносенте сказал, что я могу сновидеть везде – даже в Мехико – если сделаю себе алтарь доля молитв. Важно было запоминать каждый сон, чтобы "вынести его в свет". По моим описаниям Иносенте и Рубия могли рассказать мне, где я был в нижнем мире. В конеченом счете мы решили, что я должен вести сновиденный дневник и почаще общаться с Рубией по телефону.
Мы покинули дом Иносенте сразу после полудня. Я уверен, Елена была рада, что мы не остались на comida. В их доме никогда не хватало еды, и если бы мы остались, ей пришлось бы войти в большие траты. Рубия была comadre, а я считался уважаемым гостем.
Пока мы медленно возвращались в дом Рубии, старая женщина смущенно сказала:
-- Знаешь, Иносенте ошибается в том, что моей душой завладел колдун. Если только он сам не колдун.
Чуть позже, со знакомым блеском в ее ясных глазах, она добавила:
-- Если паства темного собора все еще молит о душах, которые им должны прислать в Талокан, то они не договорились с колдуном. Или их сделка оказалась не очень хорошей. Я знаю, что они хотят, и что им там нужно. Я могу дать им больше. Я заключу с ними хорошую сделку. Мне ли не знать, что им там требуется, в мире тьмы.
Перед ланчем я попрощался с Рубией и объяснил Лупе, что старая женщина должна была регулярно принимать свои лекарства. Я обещал ей по возвращению в Кветзалан поговорить с Артуро и попросить его найти более верные и надежные медицинские препараты. Рубия так устала, что улеглась на тюфяк еще до того, как я ушел.
Возвращаясь по ужасной дороге в Кветзалан, я подобрал столько пеших попутчиков, сколько мог выдержать джип, заимствованный в университете. Среди них был дон Игнасио, который жил у кладбища -- около въезда в поселок. Он слыл величайшим сплетником. Все люди в кузове говорили о праздниках прошлого года. Из вежливости они не обращали внимания на мой потрепанный вид. Когда мы приехали в город, и мои пассажиры выбрались из кузова, дон Игнасио подошел ко мне и строго предупредил:
-- Ты снова общаешься с этими двумя старыми ведунами. Лучше позаботься о себе.
Выставив два пальца вперед и подогнув три других, он изобразил пистолет.
-- Они убийцы, понимаешь? Пам! Пам! Только они убивают без оружия.
Оставив группу сельчан на городской площади, я поехал в отель, собрал свои вещи, а затем -- перед долгой поездкой в Мехико – повидался с доктором Артуро.
Ненадежные горные дороги требуют медленной и осторожной езды, поэтому я отвлекся от навязчивых мыслей, которые донимали меня в последнее время. Они постоянно были заполнены видениями пещер, хором молившихся людей, мои смутными воспоминаниями снов и всем тем, что случилось за несколько прошлых дней. Предупреждение дона Игнасио и настоятельные советы двух старых видящих принять их многовековую традицию не давали мне покоя и вызывали непонятную тревогу.
Я мог представить, каким той ночью был алтарь Рубии. Наверняка, она представила свой случай на суд великих Владык, моля о справедливости, сбивая цену конкурента и делая им щедрые подношения. Неужели мой сон дал ей подсказку, как спасти свою потерянную душу? Но почему двое старых видящих хотели обучить меня тайному эзотерическому знанию? Они оба сотрудничали с другими антропологами, изучавшими стиль местных жителей Сиерры. Оба до этого времени -- особенно, Рубия – свободно делились своими методами целительства. Однако они никогда не расспрашивали других антропологов об их снах. Неужели все объяснялось тем, что я говорил на нагут? Или они просто хотели, чтобы я нашел свою потерянную душу?

Я специально придержал очередную главу из книги Лобо до этого момента. Вот она:

Глава 5.

Мое возвращение в Мехико и дальнейшая преподавательская деятельность были совершенно неинтересными. Сны вообще не соответствовали историям, рассказанным двумя ацтекскими целителями -- историям об эпических битвах, смертельно опасных приключениях и невероятных побегах от злобных сверхъестественных существ Талокана. Я продолжал вести сновиденный дневник и каждое утро пытался объединять в одно целое маловразумительные и беспорядочные сюжеты своих сновидений. Мне снились друзья, знакомые, родственники, различные места, но я не видел ничего необычного: никаких массивных пирамид и кровавых жертвоприношений. Древние ацтеки, чей традиции я следовал, с их утерянными книгами снов, не присутствовали в моих ночных видениях.
Прождав неделю и не получив желаемого результата, я решил созвониться с Рубией. В назначенное время ее не оказалось на линии. Тогда я позвонил Артуро, и он обещал послать ей сообщение через одного знакомого, который жил в Сан-Мартине. Артуро так же сообщил, что старая целительница поправилась и стала выглядеть лучше. Он объяснял это новыми лекарствами, которые, как я надеялся, она принимала согласно рецептам.
Междугородние звонки из Мехико в провинцию сопровождались огромными трудностями. Вам нужно было идти в один из офисов Национальной телефонной компании или на междугороднюю телефонную станцию и бесконечно ждать оператора, который, казалось, не желал отвечать на звонки. Затем вы снова ожидали, пока вас соединят с телефонной станцией Кветзалана, где оператор отвечал через раз или два. Можно было оставить сообщение для доставки, но сама доставка текста осуществлялась по прихоти оператора или посыльного. Затем вам приходилось начинать весь процесс коммуникации опять. Я обычно сидел в офисе НТК на площади Реформы, близ Монумента Независимости (более известного, как Ангел). Там, посасывая кофе и наблюдая за туристами, я проводил час за часом, пока операторы вели между собой переговоры.
Когда в телефонной трубке раздался голос Рубии, прошла почти неделя. Ее совершенно не смущала механика телефонных звонков, и, судя по веселой интонации, она чувствовала себя гораздо лучше.
-- Bueno,-- ответила она довольным и радостным голосом.-- Как идут дела? Что хочешь сказать?
Очевидно, она думала, что по телефону нужно было говорить только по-испански, хотя нагуат дал бы нам больше приватности. Я ограничился скупыми вопросами, поскольку знал донью Кармен и других операторов в Кветзалане, которые с удовольствием будут рассказывать каждому встречному о странном телефонном звонке между чудаком из Штатов и местной целительницей.
Рассказав мне о своих покупкам на рынке и успешном выздоравлении, Рубия спросила:
-- Ты расскажешь мне, что видел?
-- Я записываю все сны. Хочешь, чтобы я прочитал их тебе?
-- Нет, просто расскажи о них.
Я начал с первых снов. Рубия сопровождала мой рассказ короткими комментариями: "Да", "Продолжай", "Вот как!" Наверное, она тоже знала нрав доньи Кармен. И, похоже, ее не впечатлили мои первые сны.
-- Ты ходил в то место, где был раньше с петушком?
-- Да.
С тех пор, как я покинул Сиерру, пещера снилась мне несколько раз.
-- Тогда расскажи мне об этом.
Я начал описывать сны, в которых видел пещеру, и Рубия стала более заинтересованной. Впрочем, ее комментарии по-прежнему были краткими (возможно, из-за доньи Кармен). Когда я закончил, она лаконично сказала:
-- Ты попадаешь, куда нужно, хотя часто и не понимаешь этого. Продолжай ходить туда. В следующий раз рассказывай мне только о снах, которые похожи на твои последние истории. Ты сам знаешь, что они хорошие.
Мы договорились о дне и часе для последующих звонков. В назначенное время Рубия приходила в офис телефонной компании и, выслушав мои сновиденные истории, снабжала их своими зашифрованными комментариями. Некоторые недели были плодотворными. Иногда мне просто нечего было рассказывать. После двух месяцев телефонных переговоров Рубия попросила меня приехать в Сиерру и повидаться с Иносенте.
3 августа 1976 г., Сан-Мартин Цинакапан, Сиераа де Пуэбла, Мексика
На следующие выходные я приехал в Кветзалан с небольшой группой моих студентов. Они хотели посетить местный рынок и полюбоваться несколькими водопадами. Я же, прихватив сновиденный дневник, который, кстати, оказался ненужным, отправился в Сан-Мартин на встречу с Рубией и Иносенте. Они ожидали меня в доме целительницы. Оба были рады моему появлению.
После обычных приветствий Иносенте приступил к расспросам:
-- Судя по твоим снам, ты уже нашел необходимые места. Ведь это так?
Он повернулся к Рубии.
-- Ты рассказала ему о них?
-- Я не могла говорить об этом по телефону.
Иносенте вновь обратился ко мне:
-- Ты посетил четыре края Талокана. Ты побывал на востоке, Великом море; на севере – у Пещеры ветров, где начинается страна мертвых; на западе, в Доме женщин, и на юге, в месте жары. И там ты упал в колодец.
Иносенте говорил о моем недавнем сне, в котормо я снова встретил загадочного "Круза" и упал вместе с ним в колодец. Там я увидел огромную ужасную фигуру с большими глазами, которая манила меня за собой. Круз не позволил мне следовать за ней. Он повел меня по тропе цветов. Я по-прежнему пытался выяснить, кем был этот любопытный человек. Встречались ли мы прежде? Я уже осторожно расспрашивал в поселке о Крузах.
-- Упав в колодец, ты нашел сердце всего сущего,-- произнес старик,-- истинный центр Талокана. Мы не знали, сможешь ли ты попасть туда. Но моя comadre утверждала, что, продолжая ходить в пещеру и пронкая в мир тьмы через Восточный рот земли, ты однажды попадешь в центральную область. И в том сне ты оказался там.
Иносенте указал на скамью, где я спал перед алтарем Рубии.
-- Ты вошел с востока и вышел с севера. Так мы поняли, что ты прошел через Талокан.
Иносенте продолжал анализировать каждый мой сон, который я рассказывал Рубии. Он переделывал мои истории, превращая их в описания опасных путешествий по нижнему миру. Когда старик пересказывал их в витиеватой каденции нагуат, даже самые маловажные сны становились захватывающими фантастическими произведениями. Иносенте дал мне урок в интерпретации сновидений, который я никогда не забуду. Одновременно с этим он подробно излагал географию нижнего мира, перечисляя элементы, о которых я читал только в кодексах 16 века. Он узнавал в моих снах мир своих предков и верил, что я тоже видел его. Возможно, я видел. И, наверное, я начинал понимать его, как мир символов и традиций открытый каждому, кто следовал по тропам предков.
Мы общались до позднего вечера. Когда сын Иносенте пришел, чтобы помочь старику добоаться до дома, я тоже ушел, пообещав вернуться в Сан-Мартин следующим утром. Рубия и Иносенте хотели, чтобы я отнес подношения к каждому входу в нижний мир – пусть даже не во время этой поездки. В понедельник мне нужно было вернуться в Мехико. Я вел там курс лекций. Тем не менее, перед отъездом я решил оставить подношение у одной из пещер близ поселка. Перед возвращением в Соединенные Штаты у меня намечались две недели отдыха, которые я мог провести в Кветзалане и Сан-Мартине.
Утром, оставив подношения у небольшой пещеры, я вернулся в поселок и остановился у дома Иносенте. Прощаясь со мной, он сказал:
-- Ты слеп на Святейшей земле, как я слеп на земле. Помнишь Владыку животных? Он тот, кто может дать тебе глаза для мира темноты.
Я смотрел на затуманенные зрачки старика, не совсем понимая смысл его слов.
-- Ты должен увидеть его животных. Они -- части нас. Поэтому ты должен найти животное, которые является твоим. Ты должен найти дикую часть себя. И тогда цветок наших предков откроется для тебя. Скоро намечается возвращение заблудшей души. Ты должен присутствовать на церемонии. Тогда ты сам все увидишь.
Я не понял, о какой церемонии говорил старый видящий. По пути в Кветзалан мне пришлось заехать к Рубии, и она уклончиво сказала, что действительно имелась душа, которую следовало «вернуть в свет». Если я вернусь к тому времени, то смогу «увидеть многие вещи».


В Сиерре де Пуэбла был сезон дождей. По утрам небо оставалось чистым, и пока солнце поднималось к зениту, жара к десяти часам становилась почти невыносимой. К полудню облака начинали закрывать безжалостное солнце, и к двум часам начинался дождь. Иногда дожди переходили в ливни, но они обычно заканчивались к пяти-шести часам вечера. Возвращаясь каждый день из поселка к Кветзалан, я шагал по тропе в окружении густой парящей растительности – мимо "слоновьих ушей" и папоротников, которые были выше небольших деревьев. Меня восхищало буйство природы и изобилие земли. Высокие ветви огромных деревьев давали тень кофейным полям, которые виднелись за широкой полосой орхидей, бромелий и другой экзотической флоры. Часто казалось, что гирлянды цветов были слишком тяжелыми для деревьев. Когда передо мной раз за разом на землю падали ветви, я осматривал их и собирал необычные орхидеи. Иногда, заметив редкий цветок или незнакомое растение, я взбирался за ними на деревья.
Чтобы лучше понять людей Сиерры, их язык и культуру, я коллекционировал не только флору региона, но и фольклор, и даже кулинарные рецепты. Это открывало для меня целый мир, остававшийся доселе неизвестным. Собирая истории местных людей, я вдруг понял, каким было здесь мастерство рассказчиков. «Правильное» изложении истории считалось в Сан-Мартине искусством, и не было ничего прекраснее, чем слушать удивительные повествования поздним вечером или ранним утром под ароматный запах кофе.
Посещая поселок, я обычно шел прямо в дом Рубии. Там меня ждал утренний кофе, и, зная об этом, я всегда привозил для моей наставницы какую-нибудь сдобу из Кветзалана. Несмотря на отсутствие зубов, она любила сладкий хлеб. Отщипывая маленькие куски сдобы и макая их в кофе, она рассказывала мне свежие сплетни о жителях поселка. Иногда Рубия просила меня читать молитвы на латыни или показывала, как готовить ритуальные подношения. Иногда она описывала свои сны или говорила о целительстве, о навыках повитухи или о чудесах святых, многие из которых были доселе неизвестными мне (и я уверен, что для церкви тоже). До возвращения души, которую нам предстояло вернуть, оставалось несколько дней. Мы пошли проведать молодую девушку, Миракармен Санчез, чью душу Рубя искала в нижнем мире. Нам нужно было провести ритуал и поднять ее тональ в свет нашего солнца.
Возвращение души – это очень сложное дело. Оно требует большой подготовки. В дополнение к группе целителей в ритуале участвуют друзья, родственники и кровная родня, мобилизованная для молитв во имя души, которую требуется вызволить из нижнего мира. Подношениям и молитвам посвящается целая ночь. Перед рассветом девушку должны были привести в церковный двор и накрыть большим куском ткани. Во время последней общей молитвы, когда солнце появится из-за холмов, ткань поднимут, выставляя девушку и ее душу на свет. При этом все участники становились ритуальной родней девушки. Отныне они защищали ее душу и считались compadres. Затем следовало большое пиршество, устроенное родителями девушки. Подъем души требовал больших трат денег, которые шли не только на подношения и угощения гостей, но и на оплату целителей.
В то время я -- по настоянию Рубии и Иносенте -- посещал горные святилища, пещеры, пруды и водопады. Это были удивительные места, которые я никогда не нашел бы самостоятельно -- места, где природа и символический мир сходились в одну точку. Иногда меня сопровождала Лупа, но чаще она просто давала мне направления, и я искал святилища сам, пробираясь через леса, окружавшие поселок, и доставляя подношения в большой наплечной сумке.
Добравшись однажды до Сердца Небесной горы – святилище, к которому нужно было карабкаться по крутому откосу – я понял, что эта огромная скала была объектом поклонения для тысяч паломников на протяжении многих веков. На земле были разбросаны черепки старых горшков. На скале, размером с небольшой дом, виднелись ручейки белого воска. Они заполняли каждую щель на каменной поверхности, потемневшей от смолы и благовоний, вожжигаемых здесь два или три тысячелетия. Отсюда открывался невероятно прекрасный вид на джунгли и горные деревни. По поверьям Сиерры, именно отсюда tepeyolomej и tepehuane, "сердца холмов" и "горные люди" управляли этим краем.
Чуть позже я посетил два скрытых места: небольшие изгибы горных речушек, которые создавали чудесные водовороты. Здесь местные жители веками оставляли свои подношения для ahuane и alpixque – для водяных духов рек. Все эти творения природы оказали на меня благотворное воздействие – я заметил, что они постепенно начали входить в мои сны.
За день до возвращения души в дом Рубии пришла незнакомая мне женщина. Она явно была из другого региона и, судя по одежде, жила где-то в Отоми близ Тенанго -- в северо-восточных горах от Кветзалана. Ее звали Антонией. Она была ровесницей Лупы, и если бы не костюм Отоми, они выглядели бы как сестры-близняшки. Из Тотонаки – поселка ниже Сан-Мартина – пришли двое мужчин. Они хотели помочь в церемонии. Увлеченный своими походами к различным святилищам, я почти не замечал вновь прибывших людей. Вечером -- перед ритуалом возвращения -- я пришел с Рубией в дом молодой девушки. Ее родители, Хосе и Аурелия Санчез, с почетом приняли нас.
Хотя я не был их кровным родственником, дон Хосе приветствовал нас:
-- Уже темнеет, моя уважаемая комадре и мой почетный компадре. Входите в нашу скромную лачугу, и мы помолимся, чтобы вы дали нам ваши святые слова. Мы ожидали вас и тот свет мудрости, который вы принесете.
Рубия ответила в подобном же стиле, сказав, что для нас большая честь быть принятыми в их славном доме -- что мы пришли с надеждой вернуть их дочь в свет. Мы вошли в большую комнату, заполненную людьми. Среди них были Антония и двое мужчин из Тотонака. В атмосфере дымных благовоний, сплетен и разговоров совершались подношения и произносились молитвы. Здесь же плакали грудные дети, сновали собаки и бродили цыплята, клевавшие крошки. Это был хаос типичной церемонии нагуа.
К алтарю Санчез постоянно подходили люди, желавшие помолиться и сделать подношения, Рубия сидела на низком стуле у дальней стены и делилась с женщинами свежими сплетнями. Она всецело одобряла те приготовления, которые устроила семья молодой девушки. Через некоторое время она повернулась ко мне и спросила:
-- Ты готов к молитве? Помоги нам вернуть в свет эту драгоценную голубку -- эту маленькую курочку. Брось соль в огонь и зажги две свечи, которые я приготовила для "них" – для жителей нижнего мира. Не забудь о табаке. Только не молись слишком громко! Ты же не хочешь, чтобы тебя услышали "другие". Пусть мы будем здесь, а они -- там.
Я давно уже научился молиться почтительным шепотом нагуа, как и все жители Сан-Мартина. Это приветствовалось больше, чем ясно произнесенная молитва. Жители поселка не повышали голоса во время благословений, а принижали их. Я нервозно начал:
Ce huelini titaloc -- Ты единственная сила, Талок
ce huelini titaloc -- Ты единственная сила, Талок
ipanin talocan -- в Талокане
ipanin talticpac -- на земле...
Nican in talocan -- Здесь в Талокане
nicanin yohualichan -- здесь в доме темноты
nimechtatauhtia nen conetzin nen espiritu. -- Я прошу вас дать мне этого ребенка, этот дух.
Nican nimechaxcatili ica tantos oraciones – Я предлагаю вам молитвы
nican nimechtemaktia nofuerza notonal. -- Я позволяю вам забрать всю мою силу, мою душу.
Caniyetoc nejin? -- Где она?
cani ancpiaj toconetzin? -- где держат нашего ребенка?
Pox ticonmacazque tehuatzin -- О, владыки, отдайте ее мне
tehuatzin nimitztatautia. -- О, владыки, я умоляю вас...
Когда я закончил молитву, мне предоставили почетное место на одном из нескольких современных стульев за большим столом в центре комнаты, хотя все остальные гости сидели на низких скамьях. Я чувствовал себя крайне неудобно, потому что за столом должны были сидеть только члены семьи Санчез. Стаканы refine -- местного белого спиртного напитка -- начали передаваться в разные стороны, и мне захотелось уйти. Я боялся, что меня, как почетного гостя, заставят напиться -- к чему все и шло.
Я подошел к Рубии и спросил, необходимо ли мне оставаться в доме Санчез.
-- Нет,-- ответила она,-- но ты должен вернуться сюда перед рассветом.
Я попрощался с доном Хосе и доньей Аурелией и зашагал по ночной тропе в Кветзалан. Звонок будильника был поставлен на пять утра. Однако к тому времени, когда я проснулся, оделся, вышел из отеля и направился в Сан-Мартин, время приближалось к шести часам. Я шел быстро, как мог, но опоздал на церемонию. По церковному двору бродило несколько людей с явно жутким похмельем. Большой кусок ткани, которым закрывали девушку, теперь лежал на западном краю асфальтированной площадки. Почти все участники ритуала вернулись в дом Санчез. Я спустился с холма и присоединился к ним. Дом был полон людей. На завтрак подавали кофе, сладкий хлеб, лепешки с начинкой из фаршированного мяса и atole, овсяную кашу. Меня пригласили к столу. Кто-то сказал, что Рубия уже ушла. Я перекусил лепешками с мясом, выпил кофе и затем пошел в дом старой целительницы.
Рубия сидела у алтаря с кружкой кофе и сладким рогаликом. Антония – целительница, приглашенная из Отоми, и Лупа о чем-то болтали на кухне.
-- Ты все пропустил,-- сказала старуха, сердито посмотрев на меня.
Ее седые волосы были растрепаны и не причесаны. Похоже, она планировала лечь в постель.
-- Хотя ты не увидел бы там ничего интересного. Дон Хосе покормил тебя?
-- Да.
-- Ты мало что понял бы, так как плохо видишь в Талокане.
Перейдя на испански, она громко позвала:
-- Антония! Иди сюда!
-- Что ты хочешь, бабушка?
Женщина из Отоми вошла и встала перед нами.
-- Антония, как мы видим вещи в Талокане?
-- Мы их вообще не видим. Потому что их видит другая часть нас.
-- Я думаю, этому парню пора научиться видеть не только его yollo и tonal, его сердцем и душой, но всем тем, чем он является там, в темноте,-- сказала Рубия.
-- Ты имеешь в виду диких "созданий"? Нагвалей? Лучше попроси твоего компадре, дона Иносенте, помочь парню увидеть мир тьмы их глазами.
-- Наверное, ты права. У Иносенте много этих существ, нагвалей. Больше, чем у тебя и у меня. Но пойдет ли это на пользу нашему гостю? Мой компадре может совершать в темноте не очень хорошие дела.
Отвернувшись от Антонии и глядя на свой алтарь, Рубия молчала долгое время. Возможно, она размышляла над предложением целительницы из Отоми.
-- Ладно, мы пойдем и повидаемся с Иносенте,-- наконец, сказала старуха.—Эй, парень! Сходи к дону Педро и купи сигарет. Они тебе понадобятся.
Она посмотрела на Антонию:
-- Поможешь мне с волосами?
Очевидно, Рубия хотела что-то обсудить с молодой целительницей, но только не в моем присутствии. Когда я вернулся, она была готова идти к Иносенте. Антонии и след простыл. Возможно, они с Лупой ушли на рынок, или Рубия послала их по какому-нибудь поручению. Я не знал, что планировала старая волшебница. Мне казалось, что побывав на рассвете в доме Санчез и отпраздновав возвращение души их дочери, она ожидала оплаты.
Оплата была важной частью целительства. Когда в раннем возрасте Рубия овдовела после смерти первого мужа, она какое-то время существовала только на скромные гонорары за свою целительскую практику. Мало-помалу ей удалось накопить достаточно денег. Она начала покупать и продавать небольшие партии фруктов на местных рынках, затем, купив участок земли, несколько лет оплачивала обучение своих сыновей. Обычно Рубия была строга и требовала скорейшей оплаты от своих клиентов. Но на этот раз вопрос казался не столь важным.
Пока мы шли по разбитой дороге, ведущей к дому Иносенте, Рубия дала мне дюжину мудрых советов:
-- Будь осторожен с моим компадре. Этот маленький старик иногда совершает злые дела. В молодости он был pistolero, наемным убийцей. Иносенте -- человек большого знания, но ты с ним будь начеку. Он может вести себя двулично и мерзко. Ты нравишься ему, но если он посчитает тебя угрозой, то берегись! Он давно уже не использует пистолеты, однако может задуть свечу твоей жизни в одно мгновение и за щепотку соли.
Я никому не говорил о кассете с записанным разговором Иносенте, но сейчас почему-то вспомнил о ней.
-- Я знаю, бабушка, что твой компадре прожил сложную жизнь. Такой человек действительно может быть опасным. Но зачем ему причинять мне вред?
-- Никогда не говори ему больше, чем он хочет услышать от тебя. Никогда не рассказывай ему о том, кого ты видел там, в Талокане. Не позволяй старику одурачить тебя. Он почти слеп в нашем мире, но в мире ночи. он видит лучше всех. Там его глаза зорче, чем мои или твои. Он, как орел, который парит высоко в небе, охотясь на маленького кролика или голубя. Если он атакует тебя, ты будешь мертв. Его укус хуже, чем у змеи. Он охотно поможет тебе развить зрение в Талокане, но будет использовать твои глаза в своих целях. Поэтому следи за языком пр разговорах с ним. Ты понял меня?
Через минуту она продолжила свои наставления.
-- Иносенте знает пути сотни диких животных, которые живут в Талокане. Он может быть львом или тигром, может быть людоедом, волком, конем, змеей, собакой, ящерицей, стервятником или орлом. Он может показать тебе пути всех животных. Я знаю только некоторых из них. Мне понадобится твоя помощь. Сама я не справлюсь с этим. Иносенте -- сильный человек. Рассказывай моему компадре лишь половину того, о чем он спрашивает. Никогда не открывайся ему целиком.
Затем мы свернули во двор Иносенте и вошли в дом. Тон Рубии изменился.
-- Наше приветствие тебе, мой уважаемый компадре. Мы принесли с собой свет дня.
-- Входите и устраивайтесь,-- ответил Иносенте.—Почему вы пришли ко мне после церемонии по возвращению души? Она прошла не очень хорошо?
Он сидел на своем привычном месте. Мы расположились рядом с ним у алтаря.
-- Церемония прошла успешно,-- заверила его Рубия.—Маленькая голубка вернулась к нам и теперь снова летает в доме родителей. Меня привел к тебе этот парень -- древесный человек. Он все еще плохо видит в мире тьмы и не понимает многих вещей. Он не нашел другую часть себя, которая позволила бы ему свободно перемещаться по миру ночи.
-- Значит, речь идет о его животном, с которым он делит свою жизнь?-- произнес Иносенте. -- О его нагвале? Ты видела его, Рубия? Я не видел. Возможно, это корова или бык, о котором он рассказывал.
-- Я сомневаюсь, компадре. Бык был одним из "них" -- существом, которое преследовало в снах его душу.
-- В последнее время он видел там каких-то животных?-- спросил Иносенте.
-- Нет, он не упоминал о них,-- ответила Рубия.
Иносенте повернулся ко мне.
-- Ты видел в снах каких-нибудь животных?
-- Нет. Я видел только одного человека.
-- Круза? Ты уже рассказывал нам о нем. Как он выглядел?
Почувствовав ледяной взгляд Рубии, я вспомнил ее предупреждение и совет самого Иносенте, который он давал мне месяцы назад. Что я мог сказать?
-- О чем он говорил с тобой?-- спросил Иносенте.
Я упорно молчал.
-- Что ты пристал к нему с этим Крузом?—вмешалась Рубия.-- Он не поможет ему видеть вещи в Талокане.
-- Но он может помочь нашему другу найти его животное,-- насмешливо ответил Иносенте.
-- Сейчас наш мальчик должен отыскать свой нагваль -- то истинное существо, с которым он делит одну жизнь. С Крузом он разберется позже. Возможно, этот человек покажет ему вещи там в темноте, но нашему парню нужно, чтобы его животное свободно странствовало в мире ночи.
Взглянув наменя, Рубия сделала несколько уточнений:
-- Твой нагваль -- это глаза и уши, ноги и крылья в мире ночи. Без него ты просто попадаешь в мир тьмы и падаешь, где придется. Если ты желаешь найти свой путь в регионах ночи, то его может показать тебе только нагваль. Ты должен объединиться с нагвалем -- сначала увидеть его во сне, а затем найти в реальном мире.
Помолчав, она задала очередной вопрос:
-- Ты видел сны с животными? Пусть даже с маленькими?
-- Ни одного не помню.
Два старых целителя засыпали меня новыми вопросами, но, к сожалению, я не смог рассказать им ничего интересного.
Тогда Иносенте спросил меня:
-- Когда ты перемещаешься с места на место в Талокане, ты летишь, идешь или ползешь?
Я не знал, что ответить.
-- Ты смотришь вниз на мир, или он сверху?
-- Я смотрю вниз.
-- Как бы с деревьев?—с улыбкой уточнил Иносенте.-- Возможно, как существо, обитающее в кронах?
Они с Рубией начали расспрашивать меня о животных, живущих на деревьях -- о птицах и белках.
-- Может, это обезьяна?-- спросил Иносенте.
Они решили, что это может соответствовать действительности, однако я сказал, что не видел в своих снах никаких обезьян.
-- А если это mapache?-- предположил Иносенте.
Старик имел в виду енотовидного зверька с полосатым хвостом.
-- Наверное, он,-- ответил я.
-- Тогда ты должен найти mapache, и если он придет к тебе во сне, значит, это точно твой нагваль,-- сказал Иносенте.—Мы с Лукасом завтра отправляемся на cafetal -- кофейную плантацию. Нужно срубить лишнюю растительность вокруг кофейных кустов. Если хочешь, можешь пойти с нами. Возможно, ты увидишь там mapache. Их много в тех местах.
Я надеялся, что Лукас не будет возражать против плана Иносенте – ведь это ему предстояло работать на плантации. Я вышел во двор, где парень складывал дрова. Иносенте и Рубия остались в доме, продолжая обсуждать мой нагваль.
Лукас дал «добро», и мы договорились отправиться на кофейную платнтацию следующим утром -- прямо перед рассветом. Я вернулся в Кветзалан, чтобы собрать необходимые вещи. Вечером я снова пришел в поселок и лег спать на лавке в доме Иносенте. Перед рассветом Лукас и его жена привели лошадей, и мы отправились в путь. Иносенте ехал на понуром сером муле, а я шел пешком. Мы прибыли на плантацию к полудню, и жена Лукаса тут же занялась расчисткой участка, где мы могли бы сорорудить навес и развести огонь. Чуть позже был обед, с gordiras -- кукурузным хлебом, сдобренным фасолевой пастой -- и ароматным кофе. Иносенте развлекал нас длинным драматическим рассказом. Он был мастером историй, и я испытывал огромное удовольствие, слушая его голос, звучавший на фоне дождя.
Когда Иносенте завершил рассказ о человеке, который заблудился в лесу и превратился в животного, дождь внезапно закончился. Старик попросил Лукаса отвести меня в лес и помочь мне найти mapache. Мы вошли в джунгли, глядя на вершины деревьев. Вскоре стало почти темно, а мы так ничего и не увидели. Наконец, у небольшого ручья Лукас указал на высокое дерево. Я вытащил из сумки бинокль и рассмотрел полосатый хвост mapache. Нам не хотелось тревожить его, поэтому мы вернулись на плантацию.
Иносенте спросил:
-- Вы нашли зверька?
-- Да, нашли,-- ответил Лукас.
Иносенте начал объяснять, что мне полагалось делать дальше. Я должен был наблюдать за mapache и ждать, когда он придет ко мне в сон. Старик решил, что на следующее утро Лукас поможет мне оборудовать стоянку близ того места, где мы увидели животное. Это была красивая прогалина в лесу, и я с радостью согласился провести там несколько дней.
Трое суток я выслеживал mapache, следуя по его следам у ручья. Я видел, как он питался рачками, рыбой, фруктами и яйцами птиц. В течение дня он спал на одном и том же дереве. По ночам мне не удавалось следовать за ним, и на третий день, желая отправиться в ночное путешествие вместе со зверьком, я задремал под деревом, на котором он спал. К сожалению, тем вечером он незаметно спустился с дерева, и больше я его не видел -- наверное, испугал его.
Пока я выслеживал mapache, в мой лагерь наведался опоссум, tlacuache. Он опрокинул кухонный горшок и повсюду оставил свой характерный неприятный запах. Следы были безошибочными. На следующее утро я вернулся к Иносенте и рассказал ему об исчезновении mapache, а так же о набеге опоссума на мои съестные припасы.
-- Похоже, твой нагваль искал тебя,-- восторженно изрек старик и велел мне отправиться в мой лагерь, чтобы отыскать опоссума.
На следующее утро семья Иносенте должна была вернуться в поселок. Лукас очистил плантацию от лишней растительности. Теперь это место больше походило на обработанный сад, чем на участок леса, поросший куманикой. Дело было сделано, и оставалось лишь ждать начала урожая. Снова начался послеобеденный дождь. Мы устроились под навесом, и старик рассказал нам несколько историй об опоссуме. Он посоветовал мне вернуться в лес и поискать его в сумерках. Это было время, когда он выбирался из норы. Жена Лукаса дала мне несколько gorditas и небольшой запас бобов. Оказавшись в лагере, я развел небольшой костер, установил comal (сковороду), произнес молитву Лупы для восхваления огненных собак и подогрел лепешки. Несколько кусочков я отдал пламени, а остальные оставил для опоссума. Сон пришел ко мне на закате. Проснулся я перед самым рассветом. Открыв глаза, я по запаху понял, что опоссум навещал мой лагерь. Мне удалось отыскать его следы в куманике, и вскоре я увидел спавшего на дереве зверька. Он весь день оставался там. Вернувшись в лагерь, я оставил для него еду. Той ночью мой костер едва горел. Я ждал появления опоссума.
Зверек пришел и начал исследовать территорию вокруг костра. Во многих мезоамериканских кодексах говорится, что это животное украло огонь у богов. Оно опалило свой хвост и убежало с пламенем к людям. Опоссум крутился вокруг костра несколько часов, а на рассвете вернулся к своему дереву. Я последовал за ним. Все утро, пока не пошел сильный дождь, я наблюдал за спавшим зверьком, после чего отправился в лагерь, чтобы немного подремать. Во сне ко мне пришел опоссум. Как я понял, это было как раз тем, о чем говорил Иносенте. Я решил провести в лесу еще один день, а затем пойти в поселок. Все это время мы с опоссумом терпеливо изучали друг друга.
Упоковав вещи, я отправился в поселок. Следующие два дня опоссум вновь приходил в мои сны. Он превратился в антропоморфную фигуру, которую я начал видеть регулярно. Это очень странно, когда вам предлагают увидеть во сне некоторые вещи, и затем вы видите их. Я всегда считал сновидение безвольным состоянием – и честно говоря, почти о нем не думал. А старый целитель велел мне обрести животное-спутника, и теперь я имел такого. Неужели у меня появился собственный Doppelganger? Что если я вскоре смогу контролировать сны, как это делали Рубия и Иносенте? Добравшись до Сан-Мартина, я первым делом направился к дому старика и рассказал ему о том, что случилось. Он был доволен.
-- Теперь ты видишь его. Но твоего видения недостаточно. Ты должен властвовать над ним, чтобы суметь призвать его, когда он тебе потребуется. Этот опоссум является твоими глазами и ногами в мире снов. Ты должен научиться вызывать его в любой момент, когда он будет нужен тебе.
Я был заинтригован. Тем же вечером Иносенте отправил меня в лес вместе с Лукасом. Мы приготовили западню для зверька. Около костра мы выкопали яму в два фута глубиной и использовали в качестве приманки консервную банку с сардинами. Когда опоссум сунул в нее голову, мы поймали его. Лукас быстро убил животное и снял с него шкуру. Мы растянули ее на колышках и почти весь следующий день коптили мясо на вертеле, построив навес из веток, чтобы защитить огонь от дождя. Поздним вечером мы отправились назад в поселок. Иносенте уже ждал нас. Как только мы вошли в дом, он с нетерпением спросил:
-- Вы добыли его?
От нас исходил аромат копченого мяса.
-- Конечно, отец,-- ответил Лукас.-- Мы даже приготовили его. Мяса хватит на несколько такос.
-- Попроси Елену подогреть лепешки.
Иносенте повернулся ко мне и сказал:
-- Теперь ты владеешь силой опоссума и должен принять ее, как дар.
Лукас принес такос, сделанные из мяса зверька, и горячий соус из свеже-прожаренных красных чили. Пока мы сидели и наслаждались едой, Иносенте повторил рассказ об опоссуме, который я уже слышал. Мне казалось странным поедать свой собственный нагваль, поэтому я перебил старика и спросил, правильно ли в моем случае есть опоссума.
-- Конечно,-- ответил он.—Не только правильно, но и вкусно. Он сделает тебя сильным и плодовитым самцом.
-- Неужели можно поедать свой собственный нагваль?-- спросил я.
-- Конечно. Хотя это не твой нагваль. Скорее, один из его братьев. Твой нагваль находится в безопасности у Владыки животных -- в краале, где он охраняет своих питомцев. Если бы это был твой нагваль, тебя бы здесь не было. Ты делишь со своим животным тональ -- твою жизнь. У вас с ним одно и то же сердце. Когда он умрет, ты тоже умрешь.
-- Значит, это нагваль кого-то другого человека?-- спросил я, глядя на полупрожаренное мясо.
Иносенте оставил мой вопрос без ответа. Вместо этого он принялся рассказывать еще одну историю о том, как человек, обманутый ведьмой, убил свой нагваль и умер вместе с животным, попавшим в его западню. Лукас помог жене прибраться на летней кухне и затем пошел спать. Все это время Иносенте продолжал свою историю. Наконец, он спросил:
-- Ты пойдешь в Кветзалан? Ночью лес опасен.
-- Да, хочу вернуться в гостиницу.
-- Правильно. Теперь ты знаешь, что твой tlacuache защитит тебя от любого врага.
-- Каким образом?-- спросил я.
-- Посмотри сюда,-- сказал он, указав на длинный тонкий хвост опоссума.-- Когда он в хорошем твердом состоянии, то протыкает глаз. Вот так!
Старик сделал зловейщий жест.
-- Прямо через глаз и в мозг! Ты лишишь противника света. Держи руку так, словно хвост в твоей руке. Когда враг приблизится, бей его сюда.
Он показал мне место в углу глаза.
-- Воткни его быстро и оставь там на минуту. Свет покинет твоего недруга. Вытаскивая оружие, постарайся не вытянуть весь глаз. Рана заравняется мякотью зрачка. Никто не сможет понять, что случилось.
Иносенте тихо хохотнул.
-- Еще для лишения жизни хорош кисет из шкуры опоссума – мешочек для табака. Ты берешь семена цветка, который мы называем желтым восковым цветком, смешиваешь их с древесной смолой и затем держишь их на алтаре три дня. Позже семена растираются и присыпаются табаком. Если скрутить эту смесь в сигарету и дать какому-то человеку курнуть, одна затяжка доведет его до смерти. Он лишится дыхания и задохнется в дымке из твоего "кисете". Мы обычно говорим, что человек был «закутан в шкуру опоссума".
-- Наверное, на такие действия способны только ведьмы и колдуны?-- спросил я, изображая наивное удивление.
-- Да, но ты тоже должен знать их трюки, иначе они пленят твою душу. Каждый нагваль содержит в себе много хорошего и много плохого. Ты должен знать и то другое.
-- А можно владеть несколькими нагвалями?
-- Конечно,-- ответил старик.—Вот, смотри!
Он сунул руку под семейный алтарь и вытащил плетенную тростниковую коробку полутора футов в длину и шести дюймов в высоту. В тусклом свете свечей, горевших на алтаре он открыл крышку. Коробка была наполнена костями, клювами и другими частями животных и птиц. Там же хранились сухие темные семена и мешочек с древесной смолой.
-- Вот мой первый нагваль! Летучая мышь. Я добыл ее еще в юности.
Он поднял кусок высухшего крыла.
-- Долгие годы это маленькое существо защищало меня от ведьм. Оно даже помогло мне избавиться от некоторых из них. А вот моя ночная птица.
Он приподнял кусок клюва. По его словам, благодаря его птице он без труда мог удалить свет из сознания любого человека.
-- И это все твои нагвали?—с благоговением спросил я его.
В коробке Иносенте хранились дюжины костей, сушеных шей, крыльев и кусочков шкур различных животных.
-- Конечно,-- ответил старик.
Он приподнял большой собачий зуб.
-- Этот один из лучших. Нагваль-койот. А это мой тигр.
Он указал мне на коготь большой кошки. Моему изумлению не было предела
-- Я думал, что в нижнем мире мы имеем только одного нагваля.
-- Нет,-- с усмешкой ответил Иносенте.—Конечно, у тебя в мире ночи только один нагваль. Но в путешествиях по регионам тьмы тебе понадобится много священных животных, которые будут защищать тебя и занимать твое место в ведьминых пещерах. Тебе лишь нужно поместить часть нужного нагваля на алтарь, и он войдет с тобой в сновидение. Он переместит тебя туда, куда ты хочешь попасть. Если тебе нужно поговорить с Владыками или "другими", твой нагваль сделает это вместо тебя. Сам ты не можешь общаться с ними. Тебе нужен нагваль, чтобы действовать в нижнем мире. Мы рождаемся с одним животным, но ты можешь найти дюжину их, если они тебе потребуются. На самом деле, дюжины и дюжины.
-- А как овладевать другими нагвалями?-- спросил я.
-- Сначала ты должен найти животное и понаблюдать за ним. Затем ты должен добыть его. Люди, знающие пути этого животного, могут рассказать тебе, что он делает в пространстве тьмы -- куда он ходит, и как он действует там. Эти звери являются нашими глазами, ногами и голосом. Они наши защитники и покровители в мире ночи. Ты можешь переходить от одного к другому: сначала быть тигром, затем мышью. Это позволит тебе проникать в различные места Талокана и ускользать от любой опасности. Нагвали могут разговаривать с "иными" -- существами в ведьминых пещерах. «Иные» видят животное и не знают, что это ты говоришь вместо него. Поэтом ты можешь расспрашивать их о пропавших душах, о золоте и кладах... о чем угодно.
Иносенте задумчиво почесал подбородок
-- Наши братья и сестры, курандерос, знают пути этих существ. Я могу рассказать тебе о них, и Рубия может. Но имеются и другие – злые люди. Если ты следуешь "доброму пути", тебе понадобится много помощи от нагвалей. Конечно, предпочтительно иметь больших и сильных животных. Но голубь или мышь тоже могут оказаться полезными. Они способны незаметно проникать в особо защищенные места.
Он снова рассмеялся.
-- Тебе нужны все доступные нагвали. Этот опоссум первый из них. Он не твой реальный брат. Он не делит с тобой одну и ту же душу. Но с его помощью, ты можешь найти свой нагваль. Ведьмы, о которых ты говорил, тоже меняют форму. Они искуссные оборотни. Но тебе, меняя форму в нижнем мире, не нужно совершать плохие и злые поступки. Хотя в пространстве сна существует много зла, производимого нагвалями. Взгляни, к примеру, на моего тигра.
Он показав мне две коженые трубки в три дюйма длиной. На их концы были насажены большие клыки.
-- Он наносит удар сюда!
Старик указал двумя пальцами на нижнюю часть яремной вены на своей сморщенной шее и сделал разрывающее движение.
-- Рывок, и враг умирает. А вот летучая мышь! Когда она висит вниз головой, то обнимает себя крыльями. Ты тоже можешь обнять кого-то в такой манере. Это делается следующим образом.
Он указал на особое место в области шеи и сжав ладони в шутливом объятии.
-- Сильно давишь сюда, и шея ломается. Человек умирает. Его свеча жизни угасает.
Иносенте продолжил описание различных методов убийства. Некоторые из них я уже знал по записи на плеере, о которой я боялся ему рассказывать. Затем он перечислил хорошие умения, переданные ему за многие годы нагвалями. Находясь в Талокане, он мог быстро выкопать нору и спрятаться от ведьм. Другие способности позволяли ему избегать врагов в мире тьмы.
Я был очарован. Список хороших умений поражал своим объемом. Даже когда старик повторялся и начинал свои разъяснения по второму разу, я не останавливал его. Мне не хотелось прерывать его рассказ. Наконец, мы оба устали, и я направился в Кветзалан. Чтобы попасть в свою комнату, мне пришлось разбудить ночного портье. Время давно перевалило за полночь, но я мог думать только об этом старом наемном убийце. И еще мне не терпелось повидаться с Рубией.
Утром я купил сладкие рогалики, которые любила моя наставница, и зашагал в Сан-Мартин. Когда я вошел в дом Рубии, меня уже поджидал горячий кофе. Она вообще не удивилась моему визиту.
-- Ну, что ты узнал?-- спросила она, пока я доставал из сумки рогалики.
-- Это был не mapache, а опоссум,-- ответил я.—Часть его теперь хранится у меня.
Прошлым вечером Иносенте передал мне хвост зверька и кисет из куска шкуры.
-- Давай, посмотрим,-- сказала Рубия.
Я вытащил рогалики и части tlacuache, завернутые в целофан.
Старуха выпрямила хвост опоссума и с довольной улыбкой прошептала:
-- Мы должны высушить его в таком виде. Я покажу тебе, как это делается. Иносенте рассказал тебе, каким образом использовать эту штуку?
-- Вот так?-- ответил я, указав пальцем на уголок глаза у переносицы.
-- Я знала, что он научит тебя этому. Животные-нагвали являются нашими ушами и глазами а мире тьмы. Они наши ноги и крылья. В каждом из них хорошие качества дополняются жестокой дикостью – впрочем, как и в каждом из нас. На самом деле, это дикая часть нашей. Но она защищает нас от зла, которое мы встречаем во тьме. Когда ты просишь Владык тьмы о справедливости, тебе позволено использовать священных животных. Если на тебя нападает ведьма, или кто-то совершает зло, которому ты должен противостоять, тебе позволено использовать нагвали. Ведьмы постоянно прибегают к их помощи, но в конце злых троп они всегда получают возмездие. Владыки сердятся, что ведьбы пренебрегают справедливостью и насылают на них смерть. Ты не сможешь использовать нагвали, пока не получишь разрешения Владык -- пока не обретешь их благосклонности, пока не будешь проводником их воли.
-- Ты тоже имеешь несколько нагвалей?-- спросил я у Рубии.
-- Конечно. Мы все имеем их в большом количестве. Но ты должен использовать этих существ только для путешествий и для помощи затерявшимся душам – и то лишь после того, как получишь разрешение Владык. Такое разрешение дается в том случае, если причина твоих действий справедливая -- если ты помогаешь Владыкам распространять на земле справедливость.
-- Ты покажешь мне свою коробку с нагвалями?
-- Она не здесь,-- уклончиво ответила Рубия.
-- А где?
-- Не здесь! Но если ты действительно хочешь посмотреть на моих помощников, я принесу ее.
-- Да, принеси, пожалуйста.
Я хотел взглянуть на то, что бабушка-волшебница хранила в своем сундучке.
Мы прошли в заднюю часть дома, и там, на стропилах старой тростниковой крыши, лежала плетеная коробка – примерно тех же размеров, что и у Иносенте. Мы принесли ее в общую комнату и поставили у семейного алтаря Рубии.
-- Лупа, ты можешь пригласить к нам дона Иносенте?-- крикнула она невестке.—И помоги ему дойти.
Как только дверь захлопнулась, мы закрыли ее на засов. Затем Рубия открыла коробку. Внутри, завернутые в вышитую ткань, находились кусочки шкур, клювы хищных птиц и когти разных животных. Здесь же хранились черепки и куски обсидиана. Их не было в запасах Иносенте. Мой первый вопрос касался именно этих объектов, и старая женщина сказала, что они достались ей от предков -- что они помогали ей общаться с теми, кто живет в мире тьмы.
-- Возможно, один из этих предметов поможет тебе найти твоего друга "Круза". Не слушай, что говорит Иносенте. Круз может быть полезен для тебя. Похоже, Иносенте боится его. Возможно, он ждет во тьме моего компадре. Если этот предмет поместить на алтарь,-- сказала она, указав на маленький обсидиановый клинок,-- то при удаче ты сможешь увидеть Круза. Он один из наших предков -- тех, кто ушел раньше нас. Клинок сделан из "сердца черного холма". Используя его, ты сможешь увидеть "сердца холмов". Чтобы найти Круза, тебе понадобится много нагвалей – если только он сам не отыщет тебя. Мне не хотелось бы, чтобы он искал тебя. Круз может оказаться неудорвлетворенной душой, которая все еще ищет справедливости. Доверяй нагвалям, ведущим тебя по Талокану, но внимательно отнесись к тому, о чем попросит этот Круз.
Неужели обсидиановый клинка достался ей от предков? Почему она думала, что этот предмет поможет мне "вызвать" Круза? Если мой сновиденный друг придет ко мне сам, это, по ее словам, затруднит мне жизнь. Если я найду его в своих снах, все будет правильно. Возможно, она просто хотела, чтобы я контролировал свои сновидения? И был ли термин "ведьма" метафорой для неконтролируемого ("дикого") элемента сознания – точнее, бессознательного? Естественно, я тут же подумал о Фрейде и Юнге, о теме колдовства в шестнадцатом веке, но все это было слишком просто. Объяснения западной школы психологии не соответствовали традиции ацтеков.
Рубия прервала мои размышления.
-- Если ты поймал нагваля, он всегда будет твоим. Он станет частью тебя. Тот, кто знает пути предков, объяснит тебе возможные дары вновь обретенного нагваля. И это существо насвегда останется твоим. Оно всегда поможет тебе. Вот возьми tzopelote,-- сказала она, приподняв клюв канюка.-- Этот tzopelote ест мертвечину, но он так же является мои глазами во тьме. Он видит мертвых задолго до того, как "они" заметят меня в темноте. Я могу найти потерянную душу раньше, чем она будет съедена "иными" -- теми, кто не наши братья.
Рубия перебирала предметы в ее плетеной коробке и объясняла их достоинства, пока не пришел Иносенте. Когда Лупа постучала в дверь, старуха быстро сложила вещи в коробку и спрятала ее за своей спиной. Она не хотела, чтобы слепой Иносенте «увидел» ее сокровища. Я открыл дверь. Как всегда, входя в дома других людей, Иносенте выглядел смущенно и робко.
-- Ты рассказала ему о нагвалях?-- спросил он.
-- Да, несколько моментов. Теперь мы должны объяснить ему, куда они обычно ходят, и как мы используем их в своих делах.
-- Она показала тебе свои нагвали?—поинтересовал у меня старик.
-- Да,-- ответил я.
Взгляд Рубии подсказывал мне, что она не желала обсуждения предметов ее плетеной коробки.
-- У нее их больше, чем у меня?-- спросил Иносенте.
-- Почти такое же количество.
-- И даже тигр есть?-- допытывался он.
-- Похоже, есть,-- ответил я.—Хотя, может быть, и нет.
Иносенте попытался выудить другую информацию, но вскоре понял, что я намерен молчать. В основном, ему хотелось узнать, каких животных-нагвалей приобрела Рубия. Динамика нашего маленького треугольника становилась излишне напряженной, и я боялся, что ситуация ухудшится еще больше.
Мы провели остаток утра, говоря о нагвалях и, в частности, о том, как их использовать. Оказалось, что было много техник для избавления от ведьм и врагов. Многие из них были незаметными и смертельными. Рубия и Иносенте сообщили мне много сведений о характеристиках различных животных и их статусных позициях в нижнем мире. Я узнал, где они обитали и чем именно занимались там. Затем последовала лекция о путях предков, которая дала мне ясную картину их жизни. Я начинал понимать, как целительство в ацтекском мире легко превращалось в искусство убийц.
Затем Иносенте попросил меня помочь ему по хозяйству, и я провел у него почти полдня. Перед моим уходом оба старых видящих предупредили меня о серьезной ответственности – я не должен был никому рассказывать о темах, которые мы обсуждали. Иначе в их поселке меня начнут обвинять в колдовстве. Полученное мной знание предназначалось только для адептов, изучавших пути древних сновидящих.
После их рассказов я и сам понимал, почему лишь посвященные в тайный круг целителей могли знать подобные вещи. Это было очень специфическое эзотерическое учение, открытое только для практиков. Во всяком случае, я начал понимать, как работала их система. Мне, наконец,удалось связать все нити их мировоззрения.
Прощаясь со мной, Иносенте сказал:
-- Теперь ты видишь в темноте. Исследуй Талокан, и ты убедишься, что предки по-прежнему там. Они помогают всем тем, кто идет по "доброму пути".